Из записок протоиерея Всеволода Чаплина
Мир средств массовой информации подчас считается нами враждебным и чужим. Это неудивительно, ведь из этого мира на нас течет поток крови и грязи, поток самодовольной гордыни, чванства, вражды, истерики. Телевизор учит нас слепо, не рассуждая, служить идолам века сего — деньгам, развлечениям, комфорту, модным вещам, а главное, идее «стань-лучше-чем-они-стань-лучше-всех».
И все же, все же. Большинство журналистов, которых я встречал — а встречал я их весьма немало, — это вполне благонамеренные, с симпатией относящиеся к Церкви люди, правда, часто испорченные культом свободного разума, который в этой среде всегда существовал, а заодно и презрением к «грязным глупым недочеловекам», за которых держит народ наша элита, причем элита любого национального и социального происхождения, включая недавних деревенских мальчиков и девочек.
И все же, все же. Именно благодаря открытости журналистов и руководства СМИ где-то в конце девяностых на телеэкранах, в радиоэфире, на газетных и журнальных страницах стало звучать слово о Боге, о Церкви, о ее учении и глубинных, подлинно православных традициях. Это было очень важным переломом в сравнении с постперестроечными годами, когда массовая мода на религию на деле выражалась лишь в очень поверхностном, фольклорно-лубочном восприятии Православия, в глуповатых «духовных» речах политиков и в безвкусных эстрадных шоу на тему куполов-колоколов. На фоне всей этой бурной деятельности храмы по-прежнему заполнялись бабушками — как в Союзе советском, как на Западе светском.
Но вот тогда, когда через СМИ люди начали узнавать об истинном смысле церковных праздников, а затем — о Таинствах и богослужении, а затем — о том, что Церковь думает о браке и разводе, о войне и мире, о жизни личной и общественной и так далее, и так далее, — что-то в обществе изменилось. Изменился и состав прихожан. Бабушки стали меньшинством, причем уже не только в городских храмах. Все больше приходит молодых семей с детьми, людей среднего возраста, молодежи (хотя последней не так уж много). Я понял это неожиданно для себя, когда вышел причащать народ на Неделю Православия (первое воскресенье Великого Поста — Ред.) 2000 года. Обычная служба, обычный храм — и новый народ. Вскоре сказал и Святейшему, и Владыке Кириллу: «Я, наверное, плохой священник — не заметил, как народ поменялся, и главное, не могу понять, почему, ведь никаких подвигов мы, клирики, не совершали».
Действительно, не прямая пастырская работа изменила положение. Конечно, ничто не заменит общения священника с паствой. Но чтобы люди пришли в храм, они должны услышать о Православии. И наиболее вероятно, что сейчас они узнают о нем из телевидения, радио и газет. Вот почему так важно использовать любую возможность, чтобы свидетельствовать о Боге и Церкви через средства массовой информации. И не надо бояться сомнительного контекста — вспомним, что апостолы проповедовали на улицах и в сонмищах язычников, а Сам Господь не чуждался общества грешников, то есть, говоря современными словами, «нерукопожатных маргиналов». И будем заботиться о том, чтобы, уже придя в храм, люди встретили там добрых пастырей и радушных братьев и сестер.
+++
Поколение ищущей молодежи начала-середины восьмидесятых активно приходило в Церковь. Среди этих молодых людей было много «продвинутой» московской интелигенции, но были и совершенно простые юноши и девушки — студенты, приехавшие из разных городов и весей, и даже старшеклассники. Интерес к вере был очень горячий, подчас окрашенный радикализмом — консервативным или либеральным. Многих привлекало то, что Церковь тогда была — наряду с некоторыми театрами, выставочными залами, философскими и литературными кружками — одним из мест, где собирались полудиссиденты, люди, принципиально не принимавшие советскую действительность. Кому-то, возможно, просто нравилось вращаться в «нестандартном» по тем временам социуме.
…Лишь немногие из того круга молодежи остались в Церкви — например, отец Сергий Кондаков, типичный московский интеллигент из элитной семьи, который уехал сначала во Владимир, а потом в Ижевск, чтобы только принять священный сан и служить Богу (в конце восьмидесятых в Москве его ни за что бы не рукоположили). Сейчас он очень деятельный священник, создавший в унылом удмуртском поселке оазис нормальной жизни. Много раз он ездил с местными омоновцами в Чечню. Точно так же остались и доныне ревностно служат Богу отец Тихон (Шевкунов), отец Олег Стеняев, Владыка Зосима (Давыдов), Владыка Иларион (Алфеев), Алексей Пузаков и многие другие.
Но все эти примеры — скорее исключения. Многие из тех, кто пришел в храмы в предперестроечное время, потом удалились «на страну далече». С печалью вспоминаю множество молодых с людей с горячими сердцами и ясным умом, которые 20-25 лет назад каждый день ходили в храм и оживленно дискутировали о богословии, в какой-то момент становились чтецами, иподиаконами, церковными тружениками, поступали в семинарию, но потом совершенно исчезли. Кто-то ушел в бизнес, многие влачат жалкое существование в Европе, Америке и Израиле, некоторые спились, скололись, а большинство — просто утонуло в бытовом болоте.
Почему так произошло? Бог весть. Наверное, вера оказалась юношеской игрой в диссидентство. И когда Церковь — слава Богу — стала местом для «обычных людей», эта часть молодежи ее покинула. Иначе и не могло быть. Сейчас вера стала делом естественным, не «диссидентским». Один мой знакомый, человек наблюдательный и обладающий мощным критическим умом, однажды подметил: в сельской местности, когда спрашиваешь дорогу к храму, ее больше не показывают с удивлением, раздражением или утрированной слащавостью. Не переходят к патетическим рассказам о том, что это за храм или, наоборот, к расспросам, а с чего это тебя туда понесло. Просто показывают, и все. Как нечто само собой разумеющееся.
+++
Не понимаю, почему некоторые журналисты продолжают называть приходящих в храм политиков «подсвечниками». Время таковых давно прошло — еще в середине девяностых. Сейчас среди политиков и чиновников немало серьезно верующих людей — они исповедуются, причащаются, читают духовную литературу, совершают паломничества по монастырям. Иногда даже становятся богословами-любителями, впрочем, не всегда здравомыслящими.
Но следующий шаг, многими из них пока не сделанный, — стать не просто добрыми христианами, но именно христианскими политиками. Разучиться разделять храм и свою «мирскую» деятельность. Начать поступать в политике по заповедям Христовым. А значит — научиться даже терпеть неудачи и поражения, но только не отступать от Божией правды, пусть вопреки собственным интересам и «правде» сиюминутной, житейской.
+++
Нередко светские люди спрашивают, почему Православная Церковь не приспособляется к современности — не упрощает богослужение, не ставит скамейки в храмах, не «облегчает» свое духовное послание. Словом, не становится удобной для духовно расслабленного (то есть, по Евангелию, парализованного) человека. Некоторые до сих пор считают, что именно так можно привлечь людей в храмы.
Западный опыт ясно показывает обратное. Либеральные протестантские деноминации, а отчасти и Католическая Церковь, стремительно теряют паству и духовенство именно потому, что они стали слишком облегченными, слишком комфортными, слишком приспособленными к капризам публики. Некоторые воспринимают их просто как место, где можно расслабиться, послушать приятную музыку, попить чая с друзьями. А значит, и потребовать, чтобы чашки были поновее, музыка поинтереснее, а богословское учение — побесконфликтнее. Чтобы никто не пробудил ненароком совесть. Но в итоге в таких церквах становится пусто — в самом деле, отдыхать и расслабляться лучше на пляже или в кафе. Но вот удивительная вещь: в некоторых местах на Западе, где пытаются вернуться к долгой и молитвенной службе, где практикуются древние песнопения, где есть общинная жизнь — людей много. Пример — аббатство Сильванес на юге Франции, куда стекается множество народа на длинные торжественные мессы, совершаемые при общем пении в древнем стиле.
Все-таки в храм люди по-настоящему идут не тогда, когда им хочется приятно развлечься. В Церковь приходят, чтобы разрешить острые жизненные проблемы, а не забыть о них. Приходят, желая изменить греховную жизнь, преобразить свое сердце. Христианства не может быть без подвига, без пробуждения совести, без отсечения своей воли ради воли Божией. Люди понимают это. И идут туда, где им говорят нелицеприятную правду, где предлагают горькое, но действенное лекарство.
+++
Грех всегда разрушает, всегда делает человека несчастным. Даже если кажется поначалу привлекательным, даже если приносит на время удовольствие, «возвышает» перед другими людьми, позволяет забыться, загнать внутрь проблемы, ослепить совесть. Страсть — это ведь страдание. По-славянски это слово так и переводится. Не случайно некоторые закоренелые грешники пытаются надрывно показать окружающему миру, что они якобы счастливы и довольны собой. Отсюда все эти парады геев и проституток, пропаганда наркотиков и азартных игр, романтизация преступности. Не обманывайтесь: счастливому человеку незачем постоянно кричать о своем счастье на всех углах.
На самом деле на исповеди я ни разу не встречал счастливых гомосексуалистов, бандитов, пьяниц, наркоманов, проституток. И молодежь нужно не пугать адскими муками, а просто почаще показывать ей результат греха — людей, разрушенных телесно и духовно.
+++
Различные социологические исследования дают довольно разную численность православных в нашей стране — от 55 до 75 процентов. Неудивительно, что среди них попадаются и «православные атеисты» — те, кто не верят в Бога, а также люди, «верующие» в переселение душ, в НЛО и так далее. Однако есть и очень отрадные результаты опросов. Так, еще в 2000 году 41% ответивших на вопросы фонда «Общественное мнение» сказали, что молятся Богу, причем 8% — церковными молитвами, а еще 11% — церковными и своими. В 2004 году 22% россиян сказали РОМИРу, что соблюдают Великий пост. Годом раньше 68% респондентов заявили тому же социологическому центру, что имеют дома иконы, а 22% — религиозную литературу. Так что можно уверенно сказать: более пятой части наших сограждан ведут хотя бы минимальную православную духовную жизнь. И это число постепенно увеличивается, в чем нельзя не видеть плодов религиозного возрождения.
Это возрождение перестает быть «ураганным» и сегодня движется не вширь, но вглубь. Люди, однажды ощутившие себя православными на уровне национально-культурного идентитета, постепенно начинают молиться, ходить в храм, исповедоваться, причащаться, читать церковные книги, газеты, журналы, смотреть православные телепередачи. Хотя число людей, постоянно участвующих в богослужении — так, как надо, с сердцем и с умом, — до сих пор невелико.
Впрочем, некоторые социологи всячески пытаются это число принизить, например, спрашивая: посещаете ли вы храм по воскресеньям? Однако такой вопрос более уместен на Западе, где многие церкви в будние дни закрыты. У нас же немало людей приходят в храм и среди недели — иногда утром, иногда вечером. Вообще, можно сформулировать вопрос так, что православных окажется более 80 процентов (примерно столько у нас крещенных в Православии людей), и так, что их будет процента два (ну вот спросить, к примеру, о каких-нибудь богословских сложностях). Роман Силантьев однажды остроумно заметил, что, если провести среди народа школьный экзамен по русскому языку, то ангажированные исследователи смогут заявить: русскоязычных у нас 10%!
+++
Апостол говорит: «Женщина — сосуд немощнейший» (Первое послание апостола Петра, глава 3, стих 7). И не только в физическом смысле. Ее призвание быть хранительницей очага и воспитательницей детей, с одной стороны, жизненно важно для семьи и общества, но с другой — может быть сильнейшей сдерживающей силой любых высоких порывов. Посмотрите, как именно матери и жены удерживают многих от достойных, но рискованных поступков. И настаивают на том, что нужно прежде позаботиться о себе и о «близких». Причем в ход идет весь арсенал тяжелой психологической артиллерии. На Западе, где во многих христианских общинах был фактически отвергнут и осужден апостольский принцип «жены в церкви да молчат» (1 Кор. 14. 34), восторжествовали культ гуманности и пацифизм, делающие христиан вечно аморфным, обреченным на поражение сообществом.
Конечно, есть и женщины-подвижницы. Немало их шло на страдания за Христа, вдохновляя мужчин. Наши монахини, презрев все, полагают жизнь ради Господа и ради людей в каждодневном труде. Вы спросите: а феминистки? Наверное, их отличие в том, что они бегут наперегонки с мужчинами к славе, влиянию и власти. При этом все больше изменяя свою женскую природу — но не в сторону ангельского образа, а в сторону мужского. Феминистическая политика — не женская.
Политика вообще вряд ли может быть женской, даже если ее осуществляет женщина (пример — Маргарет Тэтчер, дама с типично мужской волей). Кто-то сказал, что, если бы матриархат действительно существовал, человечество до сих пор бы ничего не достигло и только бы размножалось под пальмами. Но, с другой стороны, оно погибло бы в бесконечных войнах и авантюрах, если бы право голоса имел только «сильный пол». Бесспорно, у мужчины и у женщины — равное богоподобное достоинство, и статус в обществе у них должен быть равный. Но никогда не надо забывать о различии их природ и общественных призваний, игнорировать и «переписывать» которые — значит заставлять страдать себя и других.
И опять-таки, с другой стороны — «побеждаются естества уставы» там, где это делается ради Господа и ради служения Ему и ближним, а не себе. Человек, изменяющий свою природу ради такого служения, никогда не несчастен и не одинок.
+++
Стараюсь следить за самыми разными направлениями и стилями творчества. Но самым, пожалуй, любимым для меня видом исполнительского искусства всегда была инструментальная и хоровая музыка. Наверное, я несовершенный человек, но мне кажется, что драматический театр, кино, балет, вокальное искусство, а тем более шоу-бизнес сегодня слишком замешаны на человеческой гордыне, на самовыражении артистов и режиссеров. Там слишком активно транслируется самость человека, как правило, ослепленного грехом и даже не догадывающегося, что ему по-настоящему нужно. Конечно, есть приятные исключения. Но все-таки «обезличенная», поднимающаяся над сиюминутными эмоциями музыка оставляет гораздо больше простора для понимания слушателя, для его собственных размышлений и чувств, нежели восприятие чужого самовыражения, даже самого оригинального и интересного.
+++
Время просеивает многое в русской музыке ХХ века. Постепенно забываются многие имена, которые были на слуху 20-30 лет назад. Но остаются Шостакович, Шнитке, Свиридов. Их наследие постепенно становится все более популярным в мире — пока, впрочем, среди элитных кругов. К сожалению, мы в России мало делаем для того, чтобы произведения этих композиторов стали известны не только нам. Недавно в кругу серьезных французских музыкантов заговорил о Свиридове — никто не знал это имя. Но вскоре те же люди были совершенно потрясены, услышав «Отчалившую Русь». Потрясла их и поэзия Есенина. Сразу возникла претензия ко мне: почему мы раньше этого не знали?
+++
Жизнь имеет разные скорости и разные состояния. Но наше телевидение демонстрирует только одну скорость — бешеную, и людей либо самодовольно-«преуспевающих», либо погруженных в страдания и скандалы. Нет «медленной» музыки, нет долгих планов, нет спокойных рассуждений. Вообще кому-либо, даже президенту, трудно добиться возможности сказать что-то серьезное и спокойное с телеэкрана. В итоге все мы постепенно привыкаем говорить и думать скороговоркой, жить в ритме рэпа или рекламного ролика.
Впрочем, надеюсь, что диктат крупных каналов скоро сойдет на нет. Сегодняшняя техника больше не требует дорогих средств вещания. На Западе, а теперь уже и в России появляется возможность выбирать из десятков телеканалов. Скоро их будут сотни. Человек сможет смотреть то, что ему нравится. А когда качественный и дешевый сигнал пойдет через интернет, свои телепрограммы сможет создавать практически любой, кто имеет компьютер и камеру. Причем смотреть их можно будет в любое время, без всякого расписания. Хочешь — включил любимый фильм, хочешь — концерт или запись вечерней молитвы. Конечно, крупные телекомпании всегда будут иметь преимущество качества — у них больше денег, людей, аппаратуры. Но возникнет и конкуренция содержания. Самая дорогая развлекательная программа не сможет вытеснить правдивое и умное слово.
Однако все это произойдет, если скорость формирования «политкорректного тоталитаризма» не перегонит скорость развития техники. И опять же — многоканальное телевидение не сблизит, а еще больше разделит людей.
+++
При всех известных достижениях советской средней школы в ней была одна особенность, которая меня как ученика совершенно не устраивала. Это навязывание очень «продвинутого» уровня предметов, которые, как я был уже тогда уверен, мне не пригодятся — физики, химии, сложнейшей математики. Я их, собственно, почти и не учил, зная, что удовлетворительную оценку мне все равно поставят, чтобы не портить отчетность. Но ведь школа, по советскому плану, должна была подготовить массу будущих специалистов для военной индустрии… Наверное, нужно доверять ученикам выбор предметов — по крайней мере, с 15-летнего возраста, когда человек уже достаточно сформирован. Естественно, при сохранении базового минимума универсального образования. Я бы, например, вполне был бы рад вместо зубрежки сотен формул получить в школе развернутое представление о теориях естествознания. Хорошо, что нынешняя российская школа идет к большей свободе выбора. Придет ли?
+++
Иногда журналисты пишут о евангельских событиях практически тем же языком, что о вчерашнем футбольном матче. Вот агентство NewsInfo рассказывает со слов другого агентства о Преображении Господнем: «Из светлого облака… раздался голос Бога-Отца, свидетельствующий: „Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте“. Услышавшие это апостолы испугались и пали ниц, сообщают РИА „Новости“».
+++
Ко мне однажды пришел бородатый старик в поношенном костюме с большой палкой, как у Деда Мороза. Представился:
— Я Господь, творец вселенной. Вот этими руками создал весь мир. Сейчас должен его спасти. Буду строить космодром в Иерусалиме для летающих тарелок. Из них выйдут мои ангелы, избавят человечество от скверны. Никто другой этого сделать не может — только я, всемогущий, вездесущий, вечный творец.
— А мы-то чем можем помочь?
— Деньгами. Для начала на билет до Иерусалима.
+++
Религиозно озабоченные граждане «достают» и государственные инстанции. Сотрудник Министерства юстиции рассказывал мне, как некто потребовал зарегистрировать «новое религиозное движение» с юридическим адресом: «Звезда Альфа Центавра». Рассудили по закону.
— А вот звезда эта, она ведь вне планеты Земля находится? — спросил чиновник у «пришельца».
— Конечно, вне. Астрономию, что ли, в школе не изучали?
— Да я так, уточнить хотел. В общем, вне пределов Российской Федерации?
— Вы что меня, за идиота принимаете?
— Нет, просто формальную неувязочку надо бы устранить. Если ваш религиозный центр расположен не в России, принесите ма-аленькую справочку из места его пребывания. Там должно быть указано, что ваш центр является юридическим лицом и действует в соответствии с местным законодательством.
Больше «инопланетянин» не появлялся.
+++
Смотреть фильм «Страсти Христовы», честно скажу, было больно и неприятно. Но разве Матерь Божия и апостолы испытывали другие чувства у Креста? Картина может разбудить человека, заставить его задуматься о смысле Страстей Христовых, о смысле собственной жизни, вспомнить, что в мире есть страдания и смерть, которые отчаянно прячет от среднего человека массовая культура. Если фильм привел хотя бы одного человека в храм — уже хорошо. Главное только, чтобы душераздирающие картины, представленные Мелом Гибсоном, не превратились в очередной «ужастик», о котором человек забывает на следующий день, окунувшись в привычную бытовую суету.
На этом фоне жалко выглядят все «коды да Винчи» и «последние искушения». В их основе очень старая тенденция, знакомая нам еще по древним ересям, — «приблизить» Христа к нашему греховному состоянию, приписать Ему собственные заблуждения, поместить Его в контекст самодовольной бытовой обыденности, а то и откровенного греха. Подтекст очень простой: самооправдание, попытка уйти от собственной совести. Покажу Христа обывателем или грешником, смогу убедить себя и других в том, что «так оно и было», — и вот, что теперь плохого в моей свиноподобной жизни? Кто посмеет ее осудить?
+++
Христианство — это не система запретов. Это путь, который должен отнимать у человека само побуждение ко греху. Нужно вести этим путем молодых людей, и не только молодых. Открывать для них слова Спасителя: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11. 28). Встретив Господа, эти люди уже никогда не поверят сказкам либеральных авторитетов, пугающих общество «мрачной», «охранительной», «подавляющей» и «запрещающей» Церковью…
+++
Что происходит в аду? Как совместить вечное наказание с милосердием Божиим? Многие не раз задавали себе этот вопрос. Вполне возможно, что там окажутся прежде всего люди, для которых будет просто невыносимо присутствие в Царстве Бога, пред лицем Его. Будут там сидеть критические умы и ругаться, ругаться, ругаться друг с другом, кривясь от всякого доброго слова, от каждого упоминания имени Божия… Таких среди нас, увы, немало. Уже сейчас их жизнь превращается в сущий ад — ничего светлого, все плохо, особенно Церковь и Бог, и мир, Им созданный, ужасен, и люди кругом отвратительные, а уж разговоры о вере и морали — «тьфу, тьфу, уберите это отсюда»… Если такая жизнь для них станет вечной, если от нее нельзя будет уйти ни в самоубийство, ни в дурман, — может оказаться хуже любых печей и сковородок.
+++
Семья и коллектив на самом деле закладывают очень многое в душу человека. Еще больше закладывают школа и СМИ. Не случайно антихристианские силы так воюют за эти две сферы, так ожесточенно стараются не допустить туда Слово Божие. Именно поэтому нам надо в эти сферы стремиться.
И не стоит ждать, пока все люди вокруг нас станут способны к самостоятельному размышлению о смысле жизни. Боюсь, этого не случится никогда. Кому-то надо просто сказать, громко и ясно: делай так и не делай иначе. Сказать десять, сто, тысячу раз, повторив это в школе и с телеэкрана. Иначе просто не поймут. И никакого диспута с апелляциями к разуму просто не воспримут. Не случайно методы отца Александра Меня привели ко Христу многих интеллигентов, но не стали основой массовой проповеди.
+++
Одна дама долго звонила мне каждый вечер — волновалась по поводу своей дочери, которая лет до тринадцати каждый день ходила в храм, подпевала на клиросе, а потом «пошла вразнос» — связалась с фанатами одного поп-кумира, перестала ночевать дома… Да, подростковый возраст — испытание для родителей. В это время важно уберечь взрослеющего человека от непоправимых поступков. Но делать это надо очень тактично, позволяя сыну или дочери уже самим принимать решения. И самим делать выводы — не только из родительских слов, но и из книг, журналов, фильмов, песен… Самое же главное — нужно молиться о них. Если даже они поступают неверно, исправить это должны не родители, а они сами — и Господь. Никогда ничего не исправят обида, гнев, ссора, подавление.
Между прочим, великое благо — если человек с детства бывает в храме. Пусть потом он может уйти «на страну далече». Почти каждый такой блудный сын вернется в Отчий дом: кто-то уже вскоре, а кто-то — при конце жизни. Мне приходилось исповедовать многих старых коммунистов, которые со слезами вспоминали, как в детстве бабушка водила их в церковь…
+++
У нас постоянно возникает искушение создать в обществе свое православное «подпространство», в котором будет уютно и удобно. Свои телеканалы, свои газеты, свои концерты, свои сайты, свои конференции… А остальной мир, «прелюбодейный и грешный», пусть живет как хочет, век бы его не видать. Между прочим, властители дум этого мира будут очень даже рады: сидите мол, в своем кругу, как раньше сидели в церковных дворах, и не вылезайте оттуда.
Во многом именно по этому пути пошла на Западе Католическая Церковь, да и большинство протестантов. Создали свою субкультуру, свои «подпространства» — прекрасно меблированные, продвинуто оснащенные и очень комфортные, но незаметные для больших СМИ и для семидесяти процентов народа. Неужели к этому нам нужно стремиться?
Нередко говорят, что нельзя воцерковить все современное общество. Пусть так. Но в замкнутом кругу нам не выжить. Хотя бы потому, что общество сейчас — на фоне культа релятивизма — становится все более идеологизированным. В нем принято «верить в отсутствие веры» — верить истово, фанатично, нетерпимо. И эта «вера» имеет своих миссионеров, уже захвативших школу и масс-медиа. Обитатели «православного гетто» рискуют тем, что их дети с радостью вырвутся из него, влекомые поводырями «мира сего». Вот почему в этот мир нужно идти, пока он не пришел за нами.
+++
Общество в России становится все более расколотым. «Элита» и «плебс», Москва и регионы, богатые и бедные, старики и молодежь… Разный язык, разные песни, разные кварталы, разные магазины. Не дай Бог, будут еще и разные храмы. Между «классами» — все больше отчуждения и даже неприкрытой вражды, выплескивающейся в политику, газеты, телевидение. «Собрати расточенная» — вот задача, которую Церкви никак нельзя оставлять.
+++
Московский Свято-Данилов монастырь, где мне доводится работать, имеет совершенно примечательную историю. В конце XIII века он стал первой иноческой обителью в нашем городе — тогда центре маленького княжества, доставшегося в удел святому благоверному Даниилу. Он был последним, закрытым большевиками — в 1930 году. И первым вновь открытым — в 1983-м. Хорошо помню, как приходил тогда в обитель, внешне так похожую на обычную тюрьму — купола и кресты отсутствовали, повсюду попадались железные двери, решетки, глазки… Богослужения тогда совершались в маленьком храме преподобного Серафима, близ которого сейчас устроена церковная лавка.
Показывая обитель зарубежным гостям, всегда говорю о ее трагической судьбе в ХХ веке. Рассказываю, как здесь жили малолетние узники, среди которых было множество детей из репрессированных при Сталине семей. Отсюда их грузили в вагоны и везли в специальные детдома по всему Советскому Союзу… И конечно, затем описываю возрождение обители и его вершину — празднование 1000-летия Крещения Руси. Показываю, как молятся люди, приезжающие из разных уголков России. Все это говорит о нашей стране и Церкви гораздо больше, чем подробные рассказы об архитектурных деталях. И очень трогает — даже закоренелых «агностиков».
+++
Никогда не забуду, как однажды — в начале восьмидесятых — встретил на улице отца Стефана Гавшева. Статный архидиакон, буквально «царствовавший» на службах в Богоявленском Патриаршем соборе, вдруг предстал сутулым, плохо одетым старичком, с трудом пробиравшимся по оживленной улице. Статус духовенства в тогдашнем обществе был очень скромный, даже низкий. Любой наглый комсомолец мог цыкнуть, а ответить было нечем. Конечно, это было дико, несправедливо, чудовищно. Но некоторым нашим клирикам, которые числят себя элитой и с гордым видом парят над «плебеями», неплохо было бы хоть на полгода окунуться в ту атмосферу.
+++
В первой половине восьмидесятых приехал на Пасху в Тулу. С трудом прошел через обычные тогда кордоны «дружинников», не пропускавших на службу молодежь. В храме, конечно, было большинство бабушек. Вся окружающая реальность тщилась заключить Церковь в душное, умирающее гетто. Но вот началась служба, и Владыка Герман (Тимофеев) с необычайным подъемом воскликнул: «Христос воскресе!»
Вся его манера служить, как и сейчас, несла в себе нечто вселенское, открытое, апостольское. Начали читать Евангелие — на греческом и латинском, на современных европейских языках. И то, что происходило в храме, совсем не было похоже на гетто. Скорее наоборот: именно вовне, среди мрачных дружинников и сдерживаемой ими полупьяной толпы, царила духота, замкнутость, безысходность. Храм же вмещал весь мир, и главное -вмещал радость Воскресения Христова. Ту радость, которая открывает горизонты и сердца.
+++
Один архиерей в восьмидесятые годы начал собирать при храме детей духовенства и церковных служащих. Устраивал, например, рождественские ёлки. Дети, правда, удивлялись:
— А почему Дед Мороз в черном?
Впрочем, вскоре Владыке пришлось уехать за границу. Одной из причин были те самые ёлки. Уполномоченный Совета по делам религий заявил ему:
— Вы выходите за всякие пределы. Ваша работа — служить в храме, удовлетворять религиозные потребности граждан.
— А моя религиозная потребность — изменить мир любовью! — ответил архиерей.
+++
В храме Живоначальной Троицы в Хорошеве появилась замечательная традиция: после воскресных и праздничных богослужений, даже зимой, Владыка Марк разливает всем прихожанам по стакану чая. Подается и самое простое угощение — печенье, карамельки… Люди, многие из которых до этого уходили сразу после отпуста, теперь стали общаться, говорить друг с другом, задавать вопросы Владыке и духовенству. Как немного иногда нужно, чтобы приход становился настоящей общиной!
+++
Сегодня стремительно сокращается дистанция между устным и письменным текстом. Я это очень ясно понял, когда столкнулся с расшифровками своих выступлений на «Эхе Москвы». Говоришь как обычно — и уже через два часа приходится видеть все недостатки устной речи на сайте радиостанции, а то и в сообщениях агентств. Поневоле учишься говорить текстом, от чего страдает уже разговорный жанр.
Все-таки письменное слово нуждается в определенной работе. Если это совсем перестанут чувствовать, мы и дальше будем скатываться к ужасающей неграмотности, уже сейчас поражающей газеты, журналы, интернет и телевидение. Да, они не обязаны писать и говорить языком Пушкина. Но вот недавно я увидел в телетитре слово «жызнь». Это не «прикол» был — просто анонс обычного фильма…
+++
В речах, документах, статьях у нас постоянно употребляют слово «конфессии» — «российские», «религиозные» и так далее. Походя путают его со словами «концессия», «концепция». Появился даже термин «конфессиональная политика». Но ведь «конфессия» — это слово, которое совершенно некорректно относить к разным религиям — исламу, иудаизму, буддизму. В западных языках, откуда к нам пришел этот термин, он употребляется как внутрихристианский. В любом из них «межконфессиональный диалог» — это диалог христиан, а диалог более широкий называется межрелигиозным. Наверное, нашим чиновникам и журналистам нужно, наконец, забыть советский новояз. В самом деле, говорить обо всех наличествующих в России религиозных общинах как о «конфессиях» не более правильно, чем называть их, например, мазхабами — направлениями ислама. «Мазхабная политика» — странно ведь звучит, да?
+++
Еще одна распространенная ошибка — писать «Русская Православная Церковь Московского Патриархата». То же самое, что «Россия Российской Федерации». Ведь в Уставе нашей Церкви ясно сказано, что названия «Русская Православная Церковь» и «Московский Патриархат» — взаимозаменяющие. Есть, конечно, люди, считающие, что Русских Православных Церквей у нас якобы несколько. Ну пусть тогда хотя бы одно из названий в скобки ставят…
Нередко употребляют и аббревиатуру «РПЦ» — даже в церковном обороте. А, между прочим, Святейший Патриарх еще в начале девяностых обращался к светским журналистам, прося избавить нас от этого сокращения, от которого так веет советчиной…
+++
Реально ли вернуть людей в деревню? Туда, где нет работы, где все буквально умирает… А не попробовать ли привлечь туда людей умственного труда? В наш век телекоммуникаций, когда многие интеллектуалы вовсе не должны сидеть в городской конторе, им было бы гораздо комфортнее работать в сельском доме. Нужен только быстрый интернет, другие коммуникации, нормальные дороги и вообще всё, к чему привык современный человек.
+++
Выскажу непопулярную мысль: нам стоит внимательно посмотреть на Восток, прежде всего на Китай. Его сыны и дочери, как показывает история, способны принимать культуру новой страны проживания. И государству не следует стесняться активно помогать такой интеграции — через язык, культуру и, конечно, православную веру. Никто же не спорит сейчас, нужно ли было «интегрировать» монголоидные народы Севера… Они давно стали привычной, естественной частью России.
+++
Удивляют наши юмористы всех национальностей. Обычно за их творчеством я не слежу — за двадцать лет почти не появилось ни новых имен, ни новых мыслей… Но вот посмотрел концерт Михаила Задорнова. То у него «только русский» может потерять карданный вал и доехать домой, то «вся Россия в этом — в несослагании, в неурядице».
Да, общество имеет право на самоиронию. Да, тот же Задорнов и Запад не жалеет. Но почему из года в год, в лучшее эфирное время, под «приклеенные» аплодисменты и смех нас убеждают: русские — растяпы, дураки, недоделанные олухи! Любую нацию это привело бы к шизофрении. Наши пока держатся и аплодируют. Впрочем, реабилитирую слегка Задорнова. Однажды он сказал: «Только русский может всю ночь распивать с иностранцем водку и говорить ему, что Россия — страна придурков. И только русский даст ему в морду, когда тот согласится». Значит, все-таки до конца так не думает? Или просто оставляет лишь за собой странную «привилегию» самоедства?
+++
Господь сильно смирил бывшую советскую элиту. Большая часть ее пережила не просто крах карьеры, но очень болезненную ломку ценностей. Теперь мне очень жалко этих стариков. Всегда стараюсь проявлять к ним побольше внимания. Когда Бог смирит нынешнюю западную элиту — пусть Он пошлет кого-то, кто и её пожалеет…
+++
Беседуя с жителями Западной Европы — верующими и неверующими, — многократно ловил себя на мысли, что в них сохраняется внутренний надлом по отношению к собственной христианской традиции. С одной стороны, они расстались с нею навсегда, похоронив ее под пеплом революций и под ворохом рекламных проспектов церковного обновления. Но им до сих пор её ностальгически жалко — ведь при ней было так уютно… Не случайно на старости лет или в моменты кризисов европейцы так любят поехать в древний монастырь — потосковать, послушать григорианскую мессу…
Другая духовная проблема Запада — его духовное одиночество. Оторвавшись от Восточной Римской империи, предав анафеме её духовность, а затем низложив и разграбив Константинополь, Запад, если пользоваться любимой метафорой католиков, начал дышать одним легким. Попросту говоря, начал задыхаться, ослабляя организм застойными явлениями. Дальше — больше. Поработив все нации, кроме России и Китая, но ничего от них не почерпнув, «просвещенный мир» окончательно окреп в своей «самодостаточности», убедил себя в том, что он и только он является идеальной моделью для всех. Запад не слышит критики извне, а критика внутренняя становится все более шаблонной и зашоренной. Одиночество усугубляется…
+++
Один методистский пастор из Южной Кореи сказал мне: «Если бы вы пришли сюда раньше американцев, пришли мощно, с хорами, иконами и обрядами, то вся Корея была бы ваша». Нельзя не прислушаться: среди многих азиатских народов христианство без чувства и ритуала прижилось только под сильнейшим американским давлением, да и то лишь потому, что азиаты переплавили его рационалистический дух теми же чувствами и ритуалами. Дай Бог, чтобы это было нам уроком на будущее. Как знать: может быть, и окажется прав митрополит Гонконгский Никита, который говорит: «Будущее Православия — в Азии».
+++
Западная культура христианских собраний все больше основывается на методиках секулярной, «технологической» психологии. Участники непременно разбиваются на «малые группы», знакомятся, в обязательном порядке расказывают о себе. В итоге — не просто трата времени, но и отход от заданной цели, ложная исповедальность, потворство эгоистическому «самовыражению». У каждого участника культивируется иллюзия сопричастности, даже если он не сказал ничего путного, а в итоговом документе из его мыслей не появилось ни одной.
Я, конечно, не призываю вернуться к советским временам, когда все слушали два-три доклада и дружно голосовали «за». Но неужели нельзя придумать ничего более правильного, чем игры в дружбу, чем лицемерное внимание всякой чуши? Да вот хоть такая схема: перед собранием от каждого требуется изложить свои идеи на одной странице. Предварительно все получают возможность с ними ознакомиться. Затем участники представляют написанное — по три минуты каждый. Остальные в это время дают понять: нравится — не нравится. Нажимают, например, на кнопки, или разноцветные карточки показывают. По итогам этого редакционная группа готовит резюме, которое потом всеми обсуждается. И демократично, и эффективно, и главное — без волокиты.
+++
Неправда, что современный город — это большая деревня. Это просто плотное скопление таежных хуторов, не сообщающихся друг с другом. Мы долго жили в соседних домах с одним московским режиссером-документалистом. Что-то друг о друге слышали. Потом познакомились — на кинофестивале в Локарно. С тех пор встречались два раза — в цюрихском аэропорту и, представьте себе, в «родном» дворе. Недавно, во время приема на Родосе, был представлен его дочери, с которой мы, как выяснилось, ходили в соседние школы. Может быть, еще встретимся — мало ли в мире проходит всяких тусовок…
Русский человек запросто может прийти к храму часа в два ночи и начать заплетающимся языком молиться, а то и что-то требовать. Один батюшка рассказывал, как к нему в деревенский храм приходили по ночам мужики со своим наболевшим:
— Отец, а какой там Бог есть, кому молиться? Вот жена у меня сволочь, вот надо что-то такое… Какой «сплю», ты ж поп!
Впрочем, все-таки именно в храм идут, а не к «нервному врачу» и не к участковому…
+++
Во время Литургии диакон с ужасом наблюдает, как лжица движется к чаше и прилипает к ней. Наваждение? Оказалось — обычные законы физики. Просто чашу до этого использовали для служения в самолете, и в ее основание был вмонтирован мощный магнит.
+++
Немецкие лютеране, устав от общения с русскими «церковными дипломатами», которых всегда считали замшело-консервативной публикой, решили пригласить в гости настоящего «человека из народа». Он-то точно все поймет и не будет морочить голову богословскими различиями… Позвали одного известного архимандрита со студентами провинциальной семинарии. Долго вместе посещали лютеранские общины, пили пиво, говорили друг другу красивые слова: мол, общего у нас больше, чем отличного, а перегородки уж точно не достигают неба… В последний день сидели дома у местного епископа. Полное братание. Архимандрит расчувствовался, да и говорит хозяину:
— Хороший вы человек, просто замечательный! Вот только с супругой невенчанными живете. Вам бы покреститься…
Больше немцы его в гости не звали. Ищут новых «либералов из народа».
+++
Думаю, можно без преувеличений назвать наше время золотым веком русской православной мысли. Буквально каждую неделю публикуются серьезные, глубокие статьи, каждый месяц — такие же книги. Темы поднимаются самые разные — «чистое» богословие, историософия, национальные и мировые общественные проблемы…
Мы отдаем предпочтение веку серебряному, наверное, лишь потому, что его тексты лучше изучены, они прочно вошли в историю. К тому же их было просто-напросто меньше: весь объем русской религиозной мысли конца XIX — начала ХХ века можно «просканировать» гораздо быстрее, чем нынешние просторы интернета и длинные стеллажи православных книжных магазинов. И если сто лет назад каждая новая статья становилась известна всем (пусть и не сразу), то в современном объеме информации найти что-либо действительно стоящее не так-то просто.
Что из нынешней православной мысли будет заметно в истории? Конечно, это зависит оттого, как история будет развиваться. Но не в меньшей степени — от нашего умения хранить и популяризировать свое наследие, делать его понятным людям. Раньше приоритет отдавался академическим текстам. В будущем, вполне вероятно, предпочтение будут отдавать художественному слову и «малым формам». Известность текста уже сейчас сильно зависит от поступков автора, от его общественной активности и — к сожалению — от «раскрученности». Если история не сделает крутой поворот, так будет и дальше…
Печалит, что современная русская мысль практически незнакома Западу — ее знают только специалисты, подчас тенденциозные и ангажированные. Такая же ситуация и во всем православном мире. Например, в Румынской Церкви есть масса самобытных авторов, но они совершенно неизвестны за её пределами. Вот почему так важно — переводить, переводить, переводить наши тексты. Хотя бы на английский язык, а потом — на французский, испанский, греческий, итальянский, арабский, китайский…
Автор: протоиерей Всеволод Чаплин.
Запись сделана 22/05/2006
