Заметка Максима Соколова из журнала «Эксперт»
Когда год назад велись живые дискуссии о Дне Победы, о том, не присвоила ли власть память о понесенных народом страданиях в своих пропагандных целях, о том, что празднование Дня Победы ссорит Россию с другими народами и государствами, — все это еще можно было списать на реакцию против юбилейных празднеств. Где юбилей — там официоз, при должной утонченности чувств любые парадные действа можно объявить пропагандным ревом и поставить вопрос: что, собственно, празднуем и не хватит ли?
Но нынешнее 61−летие Победы — никакой не юбилей, обширных мероприятий нет; претензии же остаются прежними. Создается впечатление, что дело не в шумном праздновании и встречной реакции на него, но в самом существовании праздника. Память о победе как национальная святыня, причем, по сути, единственная; память, объединяющая народ России и делающая его народом, а не абстрактным населением, — этого не должно быть.
Можно было бы, если уж так хочется и покуда живы воевавшие и их дети и внуки, хранящие память о войне, поминать павших и воспоминать наступление мира. Поминовение не возбранено, равно как удовлетворение по поводу того, что мир есть отсутствие войны. Но победы как соединяющей ценности и священного общего предания быть не должно уже в силу самой грамматики слова. Глагол «победить» — переходный, предполагающий прямое дополнение, т. е. где победитель, там и побежденный. Следственно, победа по природе своей есть агрессивный триумф, а праздничное ее поминание есть приуготовление к новым агрессивным триумфам. Что, может быть, и нужно дурной российской власти, но совсем не нужно народу.
Кто ищет агрессию, всегда ее найдет. Пасхальное песнопение «Смертию смерть поправ» использует еще более агрессивный глагол. С политкорректной точки зрения можно ли славить попрание чего бы то ни было? С точки же зрения, более господствующей сегодня в народе, как раз «смертию смерть поправ» весьма близко к тому смыслу, что вкладывается в понятие победы. В этот день воспоминают и спасших нас от смерти: «Никто же больше любви имат, аще кто положит душу свою за други своя», и победу нашей страны над угрожавшей ей неминуемой гибелью. Осенью 1941 года образ того, как больше не будет ни России, ни русских, выглядел вполне реально. Победа есть память о неподъемном, трагическом подвиге, спасшем Россию и мир.
Но в прекрасном новом мире победа как великая ценность, которая держит скрепами Россию, есть дело слишком опасное. Психология народа, чтящего победу как священное предание, есть, по выражению сайентологов, ПИН, т. е. потенциальный источник неприятностей. Выражающийся прежде всего в непредсказуемости этого народа. Слова великой и страшной песни «Не смеют крылья черные // Над родиной летать, // Поля ее просторные // Не смеет враг топтать» — это ведь из бисмарковского про русских, которые долго запрягают. И в самом деле долго, но когда наступает осознание того, что «не смеет враг топтать», — тогда «Пойдем ломить всей силою, // Всем сердцем, всей душой // За нашу землю милую, // За русский край родной». Когда в сознании нации заложено представление о своем безусловном праве когда-то сказать: «Нет!» — и, сказавши, ломить со всей русской яростью, такая нация всегда будет опасной и в прекрасный новый мир никогда не впишется. Ибо кто ее знает, когда и кому она вдруг скажет: «Нет!» — ведь право-то по предположению неотъемлемое и безусловное, не к одному Гитлеру относящееся. Это право говорить «Нет!» — и затем побеждать вопреки всякой очевидности и рациональности.
Когда говорят, что дорога до Берлина заняла страшных четыре года, да еще и кружным путем через Сталинград, это правда, как правда и то, что не готовы были к войне, пыжились обманно. Неправда только в предлагаемой презумпции, что можно было идти на Берлин без кружного пути и выбор пути был сделан самый тяжкий и кровавый. В действительности выбор был другой: или прийти в Берлин через 1418 дней, или — по устоявшейся европейской модели — капитулировать спустя неделю, после сдачи Минска, поскольку поражение было не менее и даже более очевидным, чем в случае с Францией в мае 1940 г. Но — очевидность не сработала. Спрашивается: удобно ли иметь дело с народом, столь склонным игнорировать очевидность и даже сделавшим эту склонность основой своего единственного настоящего праздника? Ведь всенародное приятие Дня Победы как главного и святого праздника, все эти слезы на глазах, все эти георгиевские ленточки — это хоть и не прямая присяга быть достойным памяти дедов и прадедов, а все на той же линии. Хотя бы в том смысле, что если в темном грядущем не окажемся достойными, отступим от русского упорства, то будет стыдно. Благодарственное воспоминание подвига — оно еще и обязывает.
Но именно такое обязательство не может быть терпимо для тех, кто придумал новый выход из того обстоятельства, что с этим народом при самой светлой демократии никакого толку не будет и надо выбрать другой народ. И не в смысле брехтовского сарказма, а вполне серьезно. «Впереди у нас… большой кризис. Это будет кризис реального внутреннего отказа от империи, радикальной смены внешней политики. Радикально — это значит, как и Украина, — в Евросоюз. Это очень большие, абсолютно необходимые и, в общем, неизбежные, но глубочайшие и труднейшие изменения сознания… потому что затрагивают некие инварианты русской культуры, русского сознания, сохранявшиеся на протяжении очень долгого времени… Есть для этого объективные факторы… Сколько будет русских в 2050 году? По разным оценкам — 80, 100 миллионов. А что такое 100 миллионов? Вся реальность давит на наш образ мира и себя в этом мире — и этот образ мира должен сломаться», — учит нас проф. Д. Е. Фурман.
Чтобы должное случилось, образ мира сломался и русские стали другим народом, им следует соглашаться с листовками, указывающими на непререкаемую очевидность: «Сдавайтесь! Вы уже не раз испытали на себе сокрушительную мощь германских наступлений!». Бессмысленное упорство Дня Победы согласию препятствует, и можно понять искреннее раздражение: «Ваш образ мира должен сломаться, а он все не ломается, сколько можно, совесть у вас есть?».
Совесть есть, но в обыденном смысле. В том, какой имеют в виду задающие вопрос, ее нет и не будет. Оттого и огорчение.
15.05.2006
Максим Соколов
Журнал «Эксперт»
P.S. Другие заметки Максима Соколова на этом сайте (в хронологическом порядке)
Запись сделана 21/05/2006
