Заметка Александра Привалова из журнала «Эксперт»
Десятый Всемирный русский народный собор принял «Декларацию о правах и достоинстве человека», выслушав перед этим доклад митрополита Кирилла, возглавлявшего работы по подготовке документа. Вечером того же дня на одном известном сайте появилась статья по сему предмету, предварённая эпиграфом из Вольтера: «Раздавите гадину!» (на всякий случай напомню, что под этим слоганом фернейский сиделец воевал с церковью). Так что дискуссия намечается небывало жаркая.
Это может показаться странным, поскольку Декларация не содержит выражений, прямо задевающих что профессиональных сторонников концепции прав человека, что публику, питающую к этой концепции уважение; Декларация и сама такое уважение подчёркивает. Сказано там, в сущности, следующее. Что нравственный закон для всех один; что если свобода от зла самоценна, то свобода выбора приобретает ценность, а личность — достоинство, когда человек выбирает добро; что отрыв прав человека от нравственности означает их профанацию, ибо безнравственного достоинства не бывает; что голос совести может быть заглушён грехом, а потому различению добра и зла призвана содействовать религиозная традиция; что существуют, наконец, ценности, стоящие не ниже прав человека: вера, нравственность, святыни, отечество.
Это, конечно, заметно отличается от привычных, «мейнстримных» разговоров о правах человека, но не вдруг поймёшь, что здесь может вызвать такую ярость, чтобы вновь призывать «давить гадину», — слово «церковь» в тексте даже и не встречается. Однакож вызвало.
Мне-то кажется, что термин «права человека» и вообще не идеальная основа для рассуждений на такие жизненно (смертельно) важные темы, как свобода и ценность человеческой личности; его излишнюю помпезность нетрудно осознать, просто глянув в зеркало. Отлично сказано у М. Л. Гаспарова: «Где здесь место для прав личности? Я его не вижу. Вижу не права, а только обязанность, и притом одну: понимать». И в этом смысле попытка перейти от разговора о «правах» к разговору о «правах и достоинстве» человека мне просто нравится. Но дело, разумеется, не в словесной оболочке. Даже и людям, полностью принимающим концепцию прав человека, полагаю, не стоило бы забывать, к чему привело первое же её применение на деле.
Приятно повторять вслед за Руссо, что человек по природе добр и что надо только дать ему его врождённые права, он ими разумно распорядится — и повсюду наступит счастье. Но как тут не вспомнить кровавый кошмар Великой французской революции: она запустила руссоистские права в жизнь (и, кстати сказать, изрядно «придавила гадину»), результатом каковой благомысленной новации стало поразительно быстрое разложение самых, казалось бы, неколебимых скреп человеческого общества (нам-то, конечно, кажется, что наша революция была ещё гуще, — это неверно; гуще она не была: некуда). Эксперимент был поставлен почти лабораторной чистоты, и, вспомнив хоть о нём, — с чего бы впадать в вольтерьянскую ярость от простого напоминания, что человек «по природе» не так уж добр и не всегда способен различать добро и зло своими силами? Можно не разделять «христианского представления, в соответствии с которым природа человека повреждена первородным грехом» (это из статьи с эпиграфом), но дурнями-то зачем оставаться?
Не знаю, как дискуссия пойдёт дальше, но пока критики Декларации и представлявшего её Кирилла высказывают тезисы, на мой взгляд, не очень корректные, поскольку они возражают не на то, что сказано, а на то, что решили услышать. Критики говорят, что Кирилл требует введения единомыслия и хочет, чтобы «Бог через представляющую его на земле церковь» ограничивал свободу личности. Невоцерковленным людям, каковых в России большинство, едва ли хочется, чтобы их свободу ограничивала РПЦ, но в Декларации такого тезиса и нет.
Там, как мы видели, сказано совсем иное: что религиозная традиция должна способствовать различению человеком добра и зла, а уж принимать такую помощь или нет, остаётся на его свободное решение. Правда, митрополит Кирилл говорил ещё и о недопустимости законодательного или, что ещё важнее, общественного одобрения противоречащих нравственности «прав и свобод» — ну, так нравственный закон действительно един; мне, во всяком случае, не приходилось слышать об успешных альтернативных проектах.
Я, впрочем, отчасти критиков понимаю. Увидев по телевизору, как сразу после митрополита на трибуну Собора вышел генеральный прокурор Устинов (тот самый, что год назад порадовал публику открытием «генетической составляющей духовности») и произнёс такую речь: «Нам, как людям, которые истинно веруют в православную церковь, приятно слышать такие слова» (это не цитата, это вся его речь)… Так вот, увидев такое, трудно не заподозрить, что, какие бы там слова ни говорились вслух, а настоящая цель всей затеи — новая «симфония церкви и государства»; а представив себе, как будет выглядеть такая симфония в исполнении хоть того же генпрокурора, очень естественно горячо запротестовать.
Только хорошо бы вспомнить, что не бывает на свете идей, не допускающих отчуждения от самих себя и жесточайшей профанации; а из идей распространившихся нет ни одной, в обе эти беды не попавшей. Если дело у нас повернётся скверно, не всё ли будет равно, которые именно ценности при этом будут профанированы?
Концепция прав человека, хороша она или плоха, переживает критические времена. Да, она давала прекрасные результаты в некоторых странах в течение нескольких десятилетий, отчего многим и многим стала казаться универсальной и вечной, но и то и другое неверно; она пошла существенно дальше своих основателей, сделав главным девизом отказ от любых иерархий, равноправие всего со всем — вот и нет ни греха, ни правоты, а есть лишь свободная реализация прав равноценных свободных личностей.
То, что на днях в Сан-Франциско, оберегая права человека, запретили марш в поддержку нравственности, может показаться забавным. То, что в рамках защиты прав человека Ирак вталкивается в гражданскую войну, забавным не кажется, зато кажется периферийным. Но забавное может стать серьёзным, а периферийное дойти до центра — и разумно было бы этого не допускать. Заговорить о нравственной основе становящегося у нас общества давно уже было пора, и Русский собор правильно сделал, начав такой разговор.
А Устинов что ж — он и без симфонии Устинов.
10.04.2006
Александр Привалов
Журнал «Эксперт»
P.S. Другие заметки Александра Привалова на этом сайте (в хронологическом порядке)
Запись сделана 10/04/2006
