Домашняя страница: сайты, записная книжка и фотоальбом

О чем спорят в переломные эпохи

Заметка Максима Соколова из журнала «Эксперт»


Люди, не приемлющие религиозное миросозерцание, предлагают два объяснения того факта, что вероучительные споры последнее время занимают все большее место в общественной жизни. Согласно первой точке зрения, церковь есть корпоративный субъект, который, почувствовав слабину всех и всяческих общественных институтов и вдохновившись благожелательным к себе отношением, сложившимся после горбачевского эдикта о веротерпимости, задался целью максимально подмять под себя все, по возможности ни с кем не делясь.

«Развитие есть экспансия», а церковь — олигарх в рясе, но только значительно более успешный. Другая точка зрения (впрочем, часто диалектически совмещающаяся с первой) отводит церкви скорее чисто инструментальную роль опиума для народа, причем такого опиума, потребление которого насильственно насаждается властью — примерно как европейцами в Китае времен опиумных войн.

По сути это не отличается от традиционного научно-атеистического подхода, не столько даже марксистского (классики тут внесли совсем немного), сколько чисто просветительского. Вольтер с Дидеротом-философом. Движимая алчностью и властолюбием, церковь — либо как самостоятельный субъект, либо как подручное орудие монархов — эксплуатирует в своих целях людское невежество. По внутренней логике, предполагающей (по крайности, при рассмотрении данной проблемы) полное отсутствие чего бы то ни было выходящего за нижнюю сферу бытия, данная система взглядов непобиваема. Всякий носитель религиозного миросозерцания есть либо эксплуатируемый невежда, либо эксплуатирующий невежду властолюбец.

Логика герметична, однако новые технические изобретения дают хотя бы частичную возможность подвергнуть ее критической проверке. Если басни о Христе (и круг вопросов, к басням привязанный) есть нечто, насаждаемое сверху, естественно было бы ожидать, что люди, собирающиеся для свободных бесед и не находящиеся под неодолимым давлением, избирали бы для этих бесед предметы насущные и важные, а басни занимали бы среди этих предметов последнее место. При нашем-то изобилии проблем земного характера откуда вообще в нестесненной беседе взяться басням о небесном?

Тем не менее электрический интернет (свободный характер которого в России даже «Фридом хаус» с А. Н. Илларионовым не отрицают) демонстрирует совершенно обратную картину. Характер дебатов таков, что вопросы религиозно-миросозерцательные (из последнего времени — доктрина РПЦ касательно прав человека, «Код да Винчи», карикатурный скандал, споры вокруг парада содомитов) привлекают даже не столько же участников, сколько полемика о правительстве, армии, налогах, президенте, коррупции, преступности, но даже и существенно больше.

Трансцендентное разжигает споры куда сильнее, нежели земное, причем без всякого внешнего понуждения или стимулирования — споры ведутся сугубо на общественных началах. С иной точки зрения можно было бы даже посетовать на то, что предрассудки вековые и гроба тайны роковые привлекают столь сильную умственную энергию, которой часто так не хватает при вникании в приземленные проблемы, но в любом случае иллюминатские взгляды на религию («табачный митрополит», «чекисты в рясах») экспериментальной проверки не выдерживают.

Лучшему пониманию нынешних русских споров могло бы помочь уяснение того, что и до нас люди не глупее были, и после нас не сильно умнее будут. Если признать эту истину (конечно, не вполне иллюминатскую), нетрудно будет вспомнить, что и прежде бывали эпохи, когда у людей земных проблем более чем хватало, они же почему-то все душевные (а также зачастую и физические) силы напрягали на разрешение проблем, с мирской точки зрения довольно отвлеченных.

См., например, христологические споры IV‑V вв. по Р. Х., когда, казалось бы, одних подпирающих на границах варваров хватало для того, чтобы в спорах о единосущии и единоподобии не придавать такого значения одной-единственной йоте, отличающей друг от друга эти два греческих слова. Потрясшие Европу в XVI‑XVII вв. религиозные войны тоже представляются странным способом решения земных проблем, тем не менее край восставал на край и брат на брата не из-за налогов, торговых путей etc., но вопросов вероисповедных.

Бесспорно, религиозные войны были ужасны даже и для много видевшей Европы, как раз реакцией на них и было просветительство: чем резать друг друга из-за догматов, объявим все догматы вздором, и будет всем нам счастье. Последующие века, правда, показали, что с неменьшим размахом можно резать друг друга и без всяких религиозных догматов, но мыслительная цепочка «религиозные войны — дикость, следственно, приводящие к ним религиозные споры — такая же дикость» сохранила свою действенность, и Варфоломеевскую ночь принято поминать при всяком удобном и неудобном случае.

Между тем стоило бы задуматься не столько над тем, по какому поводу люди бывают склонны друг друга резать, — они по всякому поводу бывают склонны, а над тем, почему в одну эпоху они спорят и бьются в связи с вполне земными проблемами, а в другую их привлекает изрядная схоластика. Наверное, потому, что бывают переломные эпохи, когда прежнего, привычного мира с привычными же земными проблемами больше нет, а новый мир столь неведом и страшен, что без трансцендентной опоры обойтись невозможно.

Именно поэтому римляне сперва дрались по поводу аграрной реформы бр. Гракхов и кассации долгов, обещанной демагогами (что вроде бы рационально и даже прогрессивно), а затем ромеи отдавались христологическим спорам (что совсем иррационально и потому реакционно). Разница в том, что в IV‑V вв. погибала античность (точно так же, как в ужасе XVI‑XVII вв. гибли Средние века), это были времена, о которых сказано: «И люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную», и тут было не до рациональных споров, тут в муках складывалось миросозерцание на столетия вперед.

Но тогда напряженность нынешних религиозных споров — довольно серьезный симптом, если учесть, что привычный прежний мир находится не сказать чтобы в устойчивом состоянии, а будущее неясно и темно. В принципе можно отрицать прогресс, который во времена перелома заключается как раз в попытках отыскать новую опору, когда старый мир обрушился, но столь тупая реакция (хотя бы ее носителями в порядке парадокса выступали крайние прогрессисты) довольно бесперспективна.

12.06.2006

Максим Соколов
Журнал «Эксперт»

P.S. Другие заметки Максима Соколова на этом сайте (в хронологическом порядке)


Запись сделана 25/09/2006

Навигация по записной книжке:

Поиск по сайту

Навигация по сайту: