Заметка Александра Привалова из журнала «Эксперт»
Полномочия генерального прокурора Устинова продлены еще на пять лет. Новость ни в коей мере не удивительная: как справедливо заметил сенатор Костоев, «коней на переправе не меняют», — а переправа у нас круглый год.
И все же без сюрпризов при утверждении кандидатуры Устинова не обошлось, причем самый неожиданный из них был приготовлен сильно заранее: выяснилось, что генпрокурор — Герой России. «Это было оформлено секретным указом. Кому надо, знает, за что», — сказал представитель президента в сенате Котенков. Нам, стало быть, не надо — нам и не говорят. Бестактность объяснения была неизбежной: каким не шокирующим образом объяснишь тайную выдачу высшей государственной награды публичному лицу?
Публика вводится в соблазн: стоит только попытаться вообразить, по каким же резонам служитель закона может быть награжден секретно, такое в голову лезет, что не приведи господи. (Нам тут подбрасывают, что, мол, в России помаленьку восстанавливаются советские порядки. Бросьте! При коммунистах тайных персон награждали тайно, явных — явно, резоны в обоих случаях не бывали загадкой.)
Дальнейшие сюрпризы обеспечил сам кандидат. Справедливости ради отмечу, что в них отчасти виноват сенатор Бурбулис, спросивший, «какие именно источники укрепляют духовность сотрудников прокуратуры в наше сложное время»; но мало ли, кто что спросит, — за все сокровища, явленные в ответ на бурбулисов вопрос, г-н Устинов все-таки отвечает сам. Оказывается, «в формировании духовности присутствует и генетическая составляющая, и культурная»; но «сегодня возрождение духовности при отсутствии тех первых я все-таки связываю с религиозной составляющей». Потому что «все религии, которые зарегистрированы в нашей стране, прекрасны. Они все добрые и направлены на то, чтобы духовность человека была на очень высоком уровне». Исходя из этих соображений, генпрокурор приветствует, «когда в наших подразделениях организовываются в какой-то форме комнаты, где человек может исполнить свои религиозные функции».
Тут много неясного. Так, интересно было бы понять, что же это за религия (где бы она ни была зарегистрирована) «при отсутствии» культуры, но не спрашивать же об этом прокурора: человек, способный говорить о генетической составляющей духовности, заведомо не понимает ни слова «генетика», ни слова «духовность». Равным образом не стоит спрашивать г-на Устинова, зачем нужны комнаты «для исполнения религиозных функций» — неужели его сотрудники так интенсивно грешат, что боятся не добежать с исповедью до соседней церкви? Само слово, избранное им (комната, а не, например, молельня), показывает, что он если не ответит, то подумает: люди делали «в подразделениях» ленинские комнаты — не глупее нас были.
Ничего необычного в устиновских словах нет: нашего человека хлебом не корми, дай покалякать о футболе, о бабах и о духовности; и разговоры эти, как правило, точно так же не выдерживают логической комментации. Прокурор Устинов не обязан разбираться в духовных вопросах; он и сам понимает, что в них не разбирается («я, кроме как прокурорить, ничего не умею»), и не в этом дело. Дело в том, что, потолковав так о духовности не в теплой приятельской компании, а на трибуне под телекамерами, он существенно подкрепил сомнения в своих профессиональных качествах: достойно выглядеть на трибуне Совфеда — часть его работы; если же такая заметная (и такая сравнительно легкая) часть работы выполняется так бестолково, то как же… Да так же — отсюда и репутация.
Ведь как судить рядовому, не допущенному в осведомленные круги (помните? «Кому надо, знает!») гражданину о качестве работы генпрокурора? Можно, конечно, послушать допущенных. «Устинов является эффективным и профессиональным генпрокурором, имеющим гражданскую позицию», — говорит спикер Миронов. Еще бы. «Он не худший из прокуроров», — говорит бывший следователь Гдлян. Тоже хорошо. «За пять лет Устинов укрепил Генпрокуратуры и собственные аппаратные позиции, стал заметной публичной фигурой», — говорит политтехнолог Макаркин. Очень похоже, что так и есть, но яснее не становится.
А можно перебрать, что вспомнится, — не статистику же читать. Вспоминаются же яркие выступления, вроде нынешнего, и так называемые громкие дела Генпрокуратуры. Сегодня, естественно, первым приходит в голову дело ЮКОСа. Ходорковского посадили полтора года назад, судят почти год. Прокурор Шохин, ведущий дело, стал за это время из майора полковником и получил (несекретный) орден, то есть руководство им уже довольно. На будущей неделе суд скажет, сколько из затребованных прокурором десяти лет будет сидеть Ходорковский; но общее впечатление от цифры вряд ли изменится — оно отвратительное (см. N13, «О будущем деле ЮКОСа»). Столько лет вся Россия повторяла, что любого предпринимателя есть за что посадить. Владельцы ЮКОСа — не любые предприниматели; в том, что за ЮКОСом «много чего есть», редко кто сомневался. И что же? Десять месяцев идет процесс, после которого прокурор, кроме мантры «неопровержимо доказано», предъявляет, в сущности, лишь горстку забавной налоговой грязцы.
Теперь странно удивляться, почему иностранные суды так часто отвергают требования нашей прокуратуры о выдаче: если они составлены на том же уровне, какой показал публике прокурор Шохин, следовало бы дивиться их удовлетворению — при том, что и про Березовского, и про Гусинского на тему «много чего есть» налицо полный консенсус. Наша прокуратура не умеет работать, преодолевая открытое сопротивление умелых оппонентов. Вот, скажем, в деле Голдовского ей удалось заручиться содействием арестанта — через считанные недели активы «Сибура» вернулись в «Газпром». Ходорковский на сотрудничество не пошел — ЮКОС выдирают руками.
Все это чрезвычайно нехорошо не только с точки зрения «длинной игры» (еще и еще раз: без уважаемого нами самими правосудия нашей стране не выжить), но и тактически. Посмотрите любую леволиберальную газету, отчет о любом оппозиционном круглом столе — ведь тон высказываний, а зачастую и обороты речи уже неотличимы от тона и оборотов 1916 года. Брезгливая неприязнь к власти и нерассуждающее ее отвержение и так слишком быстро входят в моду, поэтому вдвойне неуместно поступает власть, давая настоящие поводы для смеха и возмущения.
18.04.2005
Александр Привалов
Журнал «Эксперт»
P. S. Вот эта фраза у Александра Привалова: человек, способный говорить о генетической составляющей духовности, заведомо не понимает ни слова «генетика», ни слова «духовность» — живо напомнила мне честертоновское «Чтобы понять испанскую инквизицию, надо понять прежде всего две совершенно неизвестные нам вещи — Испанию и инквизицию».
P.S. Другие заметки Александра Привалова на этом сайте (в хронологическом порядке)
Запись сделана 19/04/2005
