Текст Александра Гончарова с сайта «Однако»
22 ноября 1963 года был убит президент США Джон Ф. Кеннеди.
Я уверен, что эту дату в ближайшие дни СМИ вспомнят и не один раз. Но в этот же день в Англии скончался человек, не имевший никакого отношения к политике, не обладавший яркой внешностью, да и загадки его смерть не составила. Просто умер ученый-филолог Клайв Стейплз Льюс.
Вряд ли телеканалы, газеты и журналы постараются рассказать о нём потребителю информации. Не актуально. Нет тайны. Нельзя под шумок впихнуть очередную порцию рекламы. К. С. Льюис имел вполне заурядную биографию. А это не привлекает внимания. Однако, может быть, в его творчестве сокрыты смыслы, которые и позволяют понять истоки того кризиса, коий поразил современный мир.
Большинству российских граждан Льюис известен, как автор «Хроник Нарнии». Три фильма снял Голливуд по сему циклу. Продолжение было объявлено, но съемки отложены вплоть до 2014 года. Переделывали Льюиса, переделывали, а все же не получилось новой киносаги о «вампирах со светлым челом», возвышающихся над толпой, или же эпопеи про похождения пресветлых богов, решающих судьбы мира, скрытые от профанов.
Слава Богу, что не получилось! Клайву Льюису были чужды и гордыня, и мистические чаяния «высших» каст. Он ведь был просто христианином, просто апологетом радости, даруемой верой и надеждой.
Для нас этот англичанин ныне важен так, как, может быть, никогда. Сейчас Россию захлестнули процессы, еще в 60-е годы XX века съевшие Старую Добрую Англию. И помощь Льюиса — моралиста и аналитика — нам нужна для понимания того, куда мы идем, зачем мы идем, да и нужна ли нам гигантская тракторная колея. Ограничивающая наше же право выбора пути.
«Хроники Нарнии» — отнюдь не вершина творчества К. С. Льюиса.
О Льюисе узнали, о нём заговорили после публикации притчи «Письма Баламута» («Письма Скрутейпа», «Как бес бесу»).
«Письма Баламута» написаны как переписка между двумя бесами: бес-наставник дает советы молодому бесу-искусителю, как наилучшим образом обработать человека, чтобы душа последнего попала в ад и стала пищей для насельников столь своеобразного места. Бес Баламут (нечистый высшего ранга) предлагает своему «племяннику» массу вариантов по удалению человека от Бога. Удары наносятся по всему, чем ценна жизнь людская. Например, рекомендуется тонкая организация семейных ссор:
«В цивилизованном обществе домашняя ненависть выражается так: один из членов семейства говорит другому то, что показалось бы совершенно безобидным на листе бумаги (слова ведь безобидны), но в эту минуту, сказанное этим тоном, мало чем отличается от пощечины... Твой подопечный должен требовать, чтобы все его высказывания понимали в прямом смысле, дословно, в то время как все сказанное матерью умножится для него на контекст, подоплеку и всякие тона. Ее нужно подстрекать к тому же самому. Тогда они разойдутся после каждой ссоры, веря или почти веря, что каждый из них совершенно невиновен. Ты ведь знаешь и понимаешь, что говорят в таких случаях: „Я просто спросил у нее, когда мы будем обедать, а она совершенно озверела“. Если эту привычку хорошо укрепить, перед тобой восхитительная ситуация — человек говорит что-нибудь с явным намерением оскорбить другого и в то же время обижается, если слова его воспримут как обиду».
Перед нами прямая дорога к развалу семьи. Часто ли мы избегаем в своей жизни подобных сценариев? Ведь и обиженным быть так приятно — сразу чувствуешь себя выше ничтожного и мелкого обидчика. И в современных русских семьях нечто такое встречается слишком часто (замените мать на жену — останется все тоже!). И валятся семьи, как гнилые деревья. Но ведь без полнокровной семьи, заботы о младших и старших, не бывает нормальных (не великих даже!) государств.
И о влиянии авторитетов, ведущих шоу на ТВ, снимающихся в популярных сериалах, поющих экстрапесенки о мелочной любви, Льюис написал тогда, когда еще только создавались научные теории манипуляции общественным и личным сознанием. Посмотрим на рассуждение беса:
«Выбирая то, что Враг назвал бы «дурным», существа эти почти (или совсем) не отвечают за свои действия. Им непонятно, откуда взялись и что означают нарушенные ими запреты. Совесть их невозможно отслоить от социума, от среды. Конечно, мы старались, чтобы язык еще больше все запутал — скажем, взятку они называют «чаевыми» или «подарком». Искуситель должен, прежде всего, превратить их выбор в привычку (достигается повторением), а потом, что очень важно, — в принцип, который они готовы отстаивать, Тогда все пойдет как по маслу. Простая зависимость от среды, — может ли кисель устоять? — становится кредо, идеалом: «Как все, так и я». Сперва они просто не видели запрета, теперь у них что-то вроде убеждений. Истории они не знают и зовут нравственный закон Врага «пуританским» или «буржуазным». Так в самой их сердцевине возникает плотный, твердый сгусток — они намеренно идут, куда шли, и отвергают соблазны. Сгусток невелик, они ничего не знают о нем (они вообще мало знают), это не пламя какое-нибудь (куда там, не хватит чувств, да и воображения!), он даже аккуратненький, скромненький, словно камешек. Однако дело свое он делает: наконец они по собственной воле отвергают так называемую благодать...
Мало того, великие грешники приносят теперь гораздо больше пользы. Любой диктатор, что там — демагог, звезда экрана или эстрады ведет за собой тысячи тысяч. Нынешние малявки отдают все, что от них осталось, ему (ей), а значит, — нам. Вероятно, вскоре мы сможем заниматься считанными людьми... Я знаю из надежных источников, что молодые существа нередко подавляют вкус к классической музыке или хорошей литературе, чтобы он не помешал «быть как люди»; те же, кто хотел бы стать честными или чистыми (а Враг им помог бы), сдерживают себя, чтобы не отличаться от других, не выделяться, не выставляться, не выпендриваться. Не ровен час, станешь личностью. Какой ужас! Прекрасно выразила это одна молодая особа, взывавшая недавно к Врагу: «Помоги мне стать нормальной и современной!» Нашими стараниями это значит: «Помоги мне стать потаскухой, потребительницей и дурой!»
Недурны и отходы производства. Те, кто не желает «быть как все», «... как люди», «стать нормальным», «вписаться» и т. п. (их все меньше), становятся, наконец, гордецами и безумцами, какими их всегда и считали. Подозрительность часто создает предмет своих подозрений: «Что бы я ни сделала, меня сочтут ведьмой (или „шпионом“). Так и так пропадать, лучше уж я и впрямь...» Получаем мы интеллигенцию очень малочисленную, но чрезвычайно полезную.»
(«Баламут предлагает тост»)
А «полезная интеллигенция» твАрит новую культуру:
«Чего вы хотите? — сказал Болт. — Он доверху набит запретами. Любые его слова — только рационализация подавленных влечений. Спела бы ты, Глагли?
Глагли немедленно поднялась и оказалась длинной как телеграфный столб. Выйдя на середину комнаты, она подбоченилась, умудрившись так вывернуть руки, словно в них нет суставов, и пошла боком, завернув носки внутрь. Подергав бедром, как будто оно вывихнуто, она хрюкнула и сказала:
— Глобол обол укли огли глобол глугли глу, — после чего издала губами тот неприятный звук, который издают младенцы. Потом она села на место.
— Спасибо большое, — вежливо сказал Джон.
Но Глагли не ответила, ибо говорить не умела, ударившись обо что-то в детстве.
— Ну, она тебе угодила? — спросил Болт.
— Я не все разобрал...
— А почему? — сказала женщина в очках, не то гувернантка, не то сиделка при Глагли. — Потому что вам нужна красота. Пора понять, что гротеск — это пафос современной музыки.
— Выражает первобытное отчаяние, — прибавил кто-то.
— Реальность треснула по всем швам, — пояснил толстый юноша, который напился лекарства и лежал на спине, сладостно улыбаясь.
— Наше искусство, — продолжала сиделка, — должно быть жестоким.
— Мы потеряли идеалы на войне, — сказал молодой Сноб, — в дерьме, и в крови, и в грязи. Поэтому мы жестоки и откровенны.
— Простите, — сказал Джон, — воевали, собственно, ваши отцы, а они живут тихо, мирно.
— Мещанин! — вскричали Снобы и повскакивали с мест.
— Если вы воевали сами, — сказал Джон, отшатываясь от летящей в него реторты, — почему вы одеты, как подростки?
— Мы молоды! — орали все. — Мы — новое искусство, мы — мятеж!
— Нам не до гуманизмов, — прибавил один из бородатых, ловко ударяя Джона под коленку.
— Мы отбросили запреты! — завопила худая старая девица, а шесть других девиц вцепились Джону в лицо. Он кинулся на пол, вскочил, побежал к выходу, за ним летели какие-то колбы, а на улице собаки помчались за ним, люди же кидали в него всякий мусор и орали:
— Мещанин! Лицемер! Сквалыга!»
(«Кружной путь»)
К сожалению, Новые Снобы определяют и политику, и экономику в мире XXI века. Они торжествуют. И в нашей стране тоже.
Преодоление современного кризиса лежит в возвращении домой, к самим себе, в отрицании советов баламутов и отказе от культурно-политического и иных видов снобизма.
А я, пожалуй, закончу словами Клайва Стейплза Льюиса: «Мир может кончиться за десять минут, но мы должны оставаться там, где поставил нас Господь, жить каждый день, как последний, а планы строить так, словно мир простоит сотни лет».
Кто-то может сказать, что Льюис не учит ничему оригинальному. И это верно. Человечество настолько погрязло в оригинальности, что пора бы вспомнить и о вещах сугубо прозаичных, без которых человечеству не выжить. Заурядный Льюис писал о заурядном же. Но я с ним, а не с незаурядными Ницше, Фукуямой и целой плеядой прогрессивных деятелей от искусства, политики и финансов.
22.11.2011
Александр Гончаров
Сайт «Однако»
Запись сделана 21/11/2011
