Статья про Мышкин из журнала «Эксперт»
Просыпаюсь от того, что кто-то энергично дергает меня за ногу, и слышу зычный голос проводницы: «Станция Волга через пятнадцать минут!» Зима, пять утра, темно и холодно, небольшая станция занесена снегом. Дальше к цели нашего путешествия двигаемся в допотопном «уазике», который плохо держит скользкую от раскатанного снега дорогу, выхватывая фарами из темноты то кромку леса, то одинокую фигуру на автобусной остановке и, наконец, дорожный знак «п. Мышкин». «Почему же “п.”? — приходит недоуменная мысль. — Ведь это же город?!»
Классический город русской провинции
Мышкин — один из самых маленьких городов России — получил свой высокий статус от государыни Екатерины II, к чему императрицу склонил здешний купец Петр Мельгунов, обративший монаршее внимание на необычайную успешность местного торгового сословия. К тому же — и этим аргументом Мельгунов тоже не пренебрег — городок очень живописный, удачно расположенный напротив устья реки Юхоти на высоком берегу Волги. Примечательно, что только на одном — мнения императрицы о необходимости застройки и другого берега Мельгунов не разделял — и вдобавок на левом, что уж совсем нетипично для русских городов.
Археологи утверждают, что поселение возникло здесь еще в XIII веке, однако при татарах было практически уничтожено и восстановилось лишь к веку XVIII. А в 1777 году вместе со статусом Мышкин получил и герб, в верхней части которого изображен медведь (символ Ярославской губернии), а в нижней — мышь. Почему именно мышь? На этот счет есть легенда, согласно которой отважный грызун спас от смертельного укуса змеи, вовремя разбудив, Федора Мстиславского, одного из могущественных русских князей, который и порешил строить на сем месте славный град Мышкин.
В 20−е годы прошлого столетия из-за мощных крестьянских восстаний Мышкин как «классово чуждый город» был низведен властями до уровня села, а окружавший его большой уезд урезан вполовину: за контрреволюцию пришлось ответить. В 1943−м село превратилось в поселок городского типа, а снова городом стало лишь в 1991−м. В этих рокировках и кроется разгадка мистической истории с «п.» и «г.». По ходу дела мышкинцы размежевались на сторонников сельского и городского статусов. Первые горюют по льготам на освещение и отопление, полагающимся селянам; вторым оказалось дороже гордое звание горожан. И между ними идет подспудный спор, о степени накала которого можно судить как раз по упомянутому дорожному знаку: под покровом ночи «г.», рассказали нам, превращается в «п.» и обратно.
Даже эти немногие факты свидетельствуют о том, что местные уроженцы не попусту топчут родную землю, но отличаются активной жизненной позицией, которая, как утверждают местные патриоты, и заложила основу их особой ментальности. Здесь живут мышкинцы, и это многое объясняет.
Подвижники-передвижники
Официально предмет нашего интереса — народный музей — ведет свою историю с 1966 года, когда местная власть своим решением признала его фактическое существование. Краеведческие же изыскания начались много раньше. «Мы были полны энтузиазма, — вспоминает основатель музея почетный гражданин Мышкина Владимир Гречухин. — В нашем городе мы создадим такой музей, какого нет больше нигде: в нем будет все, что сопровождает человеческую жизнь, — от суповой ложки до конных саней».
Первым пристанищем для Гречухина и группы ребят, которых он увлек своей идеей, стала подаренная исполкомом бывшая кладовка в здании госбанка, но там музей не прижился. Экспонаты снова растащили по собственным сараям и чердакам. Тогда и пришла Гречухину мысль обратиться в молодежную газету. Эффект оказался молниеносным: назавтра же после публикации возмутителя спокойствия пригласили в райком, который вынес судьбоносное решение: обеспечить детский народный музей помещением. И стали музейщики счастливыми обладателями разрушенной кладбищенской церкви, в которой провели почти десять лет.
В конечном итоге отремонтированная энтузиастами церковь отошла местной епархии, а музей осуществил заветную мечту — переехал в центр города, где и обретается по сей день. Тогда в Мышкине была наконец построена новая школа, до того ютившаяся в семнадцати деревянных зданиях. Претендентов на освободившуюся жилплощадь было видимо-невидимо, но музею снова помог райком. «Город страшно бедствовал с помещениями, — рассказывает Гречухин, — освободится какой-нибудь сарай, и на него сразу уйма претендентов! А мы кто такие? Я, только что пришедший из армии, мой давний друг старичок-краевед и орда ребят. Кто нас мог принимать всерьез? Конечно, никто. Но с райкомами нам везло: люди, ходившие в секретарях, нам сочувствовали, несмотря на то что я был беспартийный, хотя и вечный комсомолец. На прием меня пускали без очереди. Но мы всегда просили только одного — помещения. Денег — никогда, хотя лет тридцать существовали на голом энтузиазме».
Музей функционировал бесплатно, но у входа стояла копилка с просьбой помочь материально: по пять, по десять копеек бросали многие. «Но самый ценный дар в ту пору, — рассказывает Гречухин, — мы получили от одного из ребят: он внес в кассу музея десять рублей — премию за комсомольскую работу. Потом это стало традицией: все, что дети могли заработать, они несли в нашу республику. К нам ведь ходили так называемые трудные подростки, но в сущности это были прекрасные ребята. Многие из них, став взрослыми, продолжают работать в музее».
В конце 70−х годов появились все же входные билеты, а с ними хоть и тощий, но гарантированный бюджет. Директор и совет музея работали на общественных началах, а деньги шли на стройматериалы и экспедиции. Собирать экспонаты начали с соседних деревень, но постепенно добрались до Урала и Архангельска. Коллекция прялок, например, собрана по шести областям Нечерноземья. Сегодня музей оброс обширными связями. «Однако добыча уже не та, — сетует Гречухин. — Ценности у людей сменились, и на антиквариат теперь большой спрос». Но к этому моменту музейный комплекс успел обзавестись «Ремесленной слободкой» и начал экспонировать первые десять машин из коллекции редкой техники.
Музей на пленэре
Сегодня эта коллекция — одна из самых популярных в музее. Попав сюда с сыном, член совета директоров одного из крупных московских банков расчувствовался настолько, что, вернувшись домой, перечислил музею некую сумму из собственных средств. А сегодня банк превратился в постоянного спонсора музейщиков.
Коллекция обширна, экспонатами забиты несколько помещений, но большинство стоит под открытым небом — не хватает средств. При этом много техники на ходу. Отреставрированные экспонаты приглашают сниматься в кино, на счету уже пять фильмов. Собирать коллекцию восемь лет назад начал местный энтузиаст, отыскавший где-то старый речной катер и довоенные ЗИС-5и ГАЗ-2А. Она насчитывает около 100 единиц хранения, часть экспонатов включена в отечественный реестр музейной техники: Политехнический музей выдал им специальные паспорта.
Гвоздем объекта «Ремесленная слободка» является кузница, также укомплектованная раритетами: меха XVIII века, все подлинное от молота до клещей. Уголь исключительно древесный, полностью аутентичное шоу, имеющее и практический смысл: выполняются на заказ каминные наборы, решетки и прочая кованая красота. В гончарной мастерской делают посуду и игрушки, и тоже прямо на публике. В третьей мастерской токарь по дереву вырезает на станке кубки, солонки, подсвечники. Заработок мастеров состоит из части от входного билета плюс вся выручка от продажи сувениров. «Если не ленятся, то зарабатывают хорошо», — утверждает заведующая экскурсионным бюро Любовь Гречухина, дочь Владимира Александровича, с детства прикипевшая к музейному делу.
А в 1990 году музей пополнился экспозицией, посвященной русскому водочнику Петру Смирнову, уроженцу деревни Каюрово Мышкинского уезда. Бывший крепостной, он стал миллионером, поставщиком двора Его Императорского величества, а также королей Швеции, Испании, Норвегии, имел филиалы в Шанхае, Лондоне, Бомбее и Париже. При этом был абсолютным трезвенником и отцом тринадцати детей. «Первая наша экспозиция была бедненькая, — рассказывает Любовь Гречухина. — Кое-какие экспонаты нам передала историограф семьи Кира Смирнова. Члены семьи перебывали у нас все, кроме главы, Бориса Алексеевича, который вел тогда тяжбу с американской фирмой “Смирнофф”. Семья его в составе четырех человек приезжала сюда на роскошном четырехпалубном теплоходе, посещала музей и устраивала нам банкет на борту теплохода, каждый раз напоминая, что “Боря обещал поставить в Мышкине беломраморный памятник великому предку”. Но пока что не собрался».
Бесспорным же эпицентром этого зрелищного разнообразия был и остается Музей мыши, собственно, и принесший городу известность. Идею, оказавшуюся столь плодотворной, подсказал один столичный журналист. «По нашей глупости, — признается Гречухин, — мы к ней поначалу отнеслись скептически: были увлечены собиранием коллекций, а тут какая-то мышь! И только потом поняли, что нам предлагают создать сказку, и этот путь — самый верный».
Кроме названия города опереться было не на что. На том месте, где мышка разбудила когда-то князя, стояла часовня, затем церковь, а до последнего времени высился крест с изображением мыши. Его, кстати, недавно свалили местные сектанты, однако власти намерены памятный знак восстановить. Но это — всё. Остальной контекст пришлось создавать с нуля. Сегодня на стендах музея — мыши всевозможных размеров: нарисованные, выточенные, вылепленные, склеенные и сшитые из всех мыслимых и немыслимых материалов и собранные не только по городам и весям родной страны, но и во множестве присланные из-за рубежа.
Мышиный бренд используется настолько широко, насколько хватает фантазии: есть сборник пословиц и поговорок о мышах, есть сайт с коллекцией соответствующих анекдотов, пополняемый интернет-пользователями. Слово «мышь» обыгрывается на все лады: летом открывается комплекс «Мышкины палаты» с развлечениями для туристов, весной примет первых посетителей гостиница «Мышкино подворье», спешно модернизируется райкомовский гостевой дом, названный по ассоциации «Кошкиным домом». Работает ресторан «Мышеловка» (с привлекательным соотношением «цена/качество»), где сверх оплаченного меню посетителям подают сырную тарелку — в соответствии с духом и буквой английской пословицы о бесплатном сыре, который, как известно, бывает только в мышеловке.
А будущим летом, к очередному Фестивалю мыши, в центре города планируют установить памятник князю Мышкину: договор со скульптором заключен, теоретическая база подведена. Известно, что Достоевский долго не мог найти подходящего имени для своего героя. Известно также, что брат писателя Андрей Михайлович был губернским архитектором в Ярославле и его постройки сохранились в том числе и в Мышкине. Местные музейщики посетили в Питере Музей Достоевского, изучили его родословную и переписку с братом и пришли к выводу, что писатель вполне мог использовать название города в своих целях. «Наше объяснение, может, и не бесспорное, но у других исследователей нет и такого», — отметают они любые сомнения на сей счет. Все это создает ощущение, что мышкинцы увлеченно играют в придуманную ими же игру, активно вовлекая в нее приезжих. Но самое интересное, что приезжие на эту приманку ведутся.
Наше всё
Музей, много лет проживший без единой копейки, сегодня получает до четырех миллионов рублей ежегодных поступлений. А между тем цены в Мышкине смешные. Завтрак в «Столовой № 2», что на берегу Волги (на взгорке есть и «Столовая № 1»), состоящий из яичницы, двух стаканов кофе и двух пирожков — все вполне съедобно, — обойдется вам в 35 рублей. Настоящий заповедник. В зимнее время музей посещают от 10 групп по будням до 18–20 по выходным, а летом — до 40 в день. При этом туристов-индивидуалов вообще никто не считает. Ожидается, что в этом году турпоток достигнет 100 тысяч человек — при количестве горожан 6,5 тысячи человек. Сравните: давно раскрученный Углич с населением в 40 тысяч принимает в год 200 тысяч туристов.
Выяснилось между тем, что инфраструктура города не готова соответствовать растущему валу народной любви. «Маленький Мышкин, вызвав на себя огонь такой посещаемости, не способен ее переварить: нет ни одной путной стоянки, ни одного теплого туалета, ни одной гостиницы, ни одной нормальной столовой для среднего туриста», — комментирует Любовь Гречухина.
Городские и губернские власти, поневоле вовлеченные в водоворот событий, вынуждены реагировать: заканчивается строительство сети гостиниц на правом берегу Волги, куда людей возят на пароме, тоже превращенном мышкинцами в развлечение. Паром уникален тем, что с пеших туристов денег здесь не берут, облагая повышенной данью автомобили. В итоге безлошадные гости зачастую просто катаются: есть, например, московская группа, которая уже не первый год заказывает минимальную программу, а все остальное время проводит на пароме. На том берегу купаются, потом едут обратно (ширина реки в этом месте достигает 700 метров).
«А ведь раньше в Мышкине не было даже пристани, и, когда семнадцать лет назад в город пришел первый теплоход, я заплакал от счастья», — признается Владимир Александрович. По его мнению, дело сдвинулось с мертвой точки благодаря бывшему губернатору Лисицыну, считавшему, что мышкинцы делают правильное дело. Он старался им помочь: в федеральную программу «Ветхое жилье» от области включены лишь два города — Ярославль и Мышкин. Автор этого материала и фотограф, которым выпало заночевать в мышкинском частном секторе, по достоинству оценили актуальность губернаторского решения. В этом году область построила дорогу к Музею деревенского быта в селе Учма, самая большая городская стройка — Мышкины палаты — также ведется за счет губернского бюджета. А незадолго до своего ухода Лисицын объявил о намерении устроить в Мышкине бизнес-инкубатор.
Несмотря на то что рядом расположены два нефтегазовых предприятия, народный музей вполне тянет на статус градообразующего: помимо нескольких десятков штатных сотрудников в его орбиту так или иначе вовлечены сотни человек. Только на рынке десятки людей торгуют грибами, ягодами, валенками и сувенирами, что составляет главную статью их доходов. Целая команда швей изготовляет для музея мышей: мышь на чайник, полотенца с мышами, фигурки мышей, в массовом порядке закупаемые администрацией города для подарков VIP-гостям. В штате музея числится бригада профессиональных кулинарок, которые пекут блины для интерактива в Музее Петра Смирнова, о котором будет сказано ниже. Добавьте сюда и то, что не только лоточники, но и магазины увеличивают оборот в туристический сезон в разы. По прикидкам городских властей, сегодня туристы за сезон оставляют в городе не менее 20 миллионов рублей, а при развитой инфраструктуре эта сумма может вырасти вдесятеро: ночлег, питание и вечерние развлечения стоят дороже всего.
Большие проблемы маленькой мыши
С ростом доходов начала проявляться и конкуренция, увы, не всегда добросовестная. Некоторое время назад команда музейных первопроходцев испытала на себе настоящий прессинг со стороны коллег, взращенных их собственными руками. При городской администрации было учреждено муниципальное унитарное предприятие (МУП) «Мышкинский центр туризма», взявшее на себя организационную сторону дела. Параллельно МУП стал создавать и новые музейные площадки: Музей валенок, Усадьба купца Чистова с мельницей, Музей льна, которые органично дополнили музейную базу городка. Но расклад получился странный: львиная доля мышкинских экспозиций создана гречухинцами, а весь пиар сосредоточился в руках других людей, которые повели себя не по-джентльменски. Рассказывает Любовь Гречухина: «МУП начал представлять городской туризм исключительно как валенки, мельницу и Музей льна, а Музей мыши, с которого все началось, в рекламе не упоминался вовсе. Так продолжалось несколько лет. Своих экскурсоводов у нас не было, и мы полностью зависели от МУП. Их же экскурсоводы на наших площадках работали спустя рукава, намеренно замалчивая и обходя их вниманием. А когда год назад у нас случился пожар, то был пущен слух, что знаменитый Музей мыши сгорел. Абсолютная неправда, но на этом основании туристов сюда перестали заводить вообще и, естественно, не перечисляли нам никаких денег. То есть нас просто выталкивали с туристического рынка!»
Попытки разрешить дело миром успеха не имели, и гречухинцам ничего не оставалось, как выживать в одиночку: самим продавать свой продукт. Ситуация стала выправляться, но дело сильно осложняет проблема авторского права. «Нам удалось забрендировать Музей мыши как единственный в мире, — продолжает Любовь Гречухина. — На хождение по инстанциям ушел год. Хотелось бы запатентовать название “Косорыловка” — это напиток, которым мы угощаем гостей в Музее Петра Смирнова. Но как это сделать — непонятно. Ну запатентуем мы ее, а что мешает нашим конкурентам придумать свою “Косорыловку.ру”? Вот защитили мы бренд “Музей мыши”, так они строят Мышкины палаты! Мы их, кстати, предупредили, чтобы они не вздумали открывать там музей, поскольку этот бренд уже наш. Пришлось пригрозить судом! Однако слово “мышь” забрендировать не удастся. И поскольку Мышкин — город маленький, то от этих проблем здесь сегодня искрит».
Карнавал
В разговоре Владимир Гречухин обронил такую фразу: «Большие музеи нас не признают, говорят: у вас все выдумано». Любовь Владимировна подтверждает: «Им не нравится, что у нас все на уровне любительской коллекции, не соблюдаются стандарты хранения и большой разброс в экспонатах». Эти оценки подтверждают ощущение, что Мышкин не столько музей, сколько площадка для игры. Более того: кажется, что на этот путь их толкает сама судьба: за последнее время классическое музейное направление терпело серьезные убытки дважды. Во-первых, упомянутый пожар, где вместе с амбаром сгорели ценные коллекции самоваров, прялок, икон и старинных облачений. И во-вторых, история с экспозицией, посвященной Петру Смирнову: семья передала музею целый ряд ценных экспонатов, большинство из которых были украдены в первые же дни. Среди похищенного особый интерес представляла маленькая стопка простого стекла, из которой великий водочник дегустировал свою продукцию. Так что крен в сторону карнавала, мифов, фантазий в какой-то мере вынужденный, возмещать утраченное приходится игрой, и гречухинцы отдают себе в этом отчет: «Наше карнавальное бытие требует постоянной подпитки новыми мифами и смыслами. Иногда соответствовать этой задаче тяжело, но прорыв всегда происходит», — объясняет Олег Корсаков, общественный директор музея.
Момент истины случился в Музее Петра Смирнова, в ходе так называемого угощательного интерактива («Косорыловка» под закуску, стоимость — 80 рублей с человека), где за столом кроме нас собрались трое главных мышелюбов: Владимир Гречухин, Олег Корсаков и кузнец из «Ремесленной слободки» Николай Кирюшин. Несмотря на устрашающее название, «Косорыловка» оказалась напитком приятным, легко пьющимся и нежелательных последствий не вызывающим. Рецепт изготовления нам так и не открыли. Более того, как юридически грамотно сформулировал Николай, «мы спиртосодержащей продукции не изготовляем, а только “сдабриваем”». Поправляя на плечах непривычного покроя шинель с круглой дыркой под левой лопаткой (в музейной избе был лютый холод), Николай подбрасывал в камин дрова и в лицах представлял историю о том, как он в Москве раздобыл для музея книгу Булата Окуджавы с дарственной надписью. Рассказ смотрелся как готовый концертный номер. На вопрос: откуда шинелька? — Николай небрежно отвечал: колчаковская. Почему-то хотелось верить. Туристов-иностранцев кузнец не жалует: «Они же не могут понять, зачем мы на окна в избах ставим резные наличники! “Ставни — да, но зачем наличники? Лишний расход!” Что можно таким людям объяснить?» — горячился он.
Олег, философ по натуре, убежден, что все дело в особом мышкинском менталитете. Сам он работает на газокомпрессорной станции (самые богатые женихи города все оттуда), но музей считает своей судьбой. Водит экскурсии, специализируясь на группах из интеллигенции, с которыми прекрасно управляется. Корпус экскурсоводов вообще чрезвычайно любопытен по составу. Есть, например, дама, директор банка, которая работает с группами VIP-гостей, и расписание групп согласовывается с ее рабочим расписанием. В Мышкине водят экскурсии успешные предприниматели, библиотекари, воспитатели детских садов, служащие администрации, учащиеся. Переводчик с тремя европейскими языками служит в музее сторожем. «Работать на музей — это роскошь, которая теперь стала приносить прибыль, — считает Гречухин. — Мы почти каждый год проводим набор экскурсоводов: приходят люди, у которых есть тяга к творчеству. Они не просто барабанят, но вкладывают в сказанное свою фантазию, свой поиск. То, что надо пройти курс подготовки и сдать экзамен, их не пугает: “Даже если не пройду по конкурсу, хоть узнаю что-то новое”, — вот как они рассуждают. Каждый чувствует за спиной свой город, свою родину. А мышь — это идеальный, самодостаточный образ, — подводит итог своих рассуждений основатель музея Владимир Гречухин. — Город наш много обижали, но у него всегда был большой потенциал. И все нам приходилось делать самим!»
21.01.2008
Наталья Архангельская
Журнал «Эксперт»
Запись сделана 18/02/2008
