Из писем Дж. Р. Р. Толкина к сыну
Как-то ещё по осени встретил на сайте «Православие и Мир» интересный и полезный текст — отрывок из письма отца к сыну. Размещаю здесь, в «Записной книжке», уж очень много в нём правильных формулировок...
Джон Рональд Руэл Толкин — один из самых известных писателей XX века. «Властелин Колец», «Хоббит» и другие его произведения знакомы читателям всего мира. В своих книгах Толкин в необычной форме искусственного мифа по-новому показывл вневременные и вечные истины Библии. Сам Рональд Толкин через всю свою жизнь пронес веру во Христа и глубокую благодарность священнику, воспитавшему его после смерти матери. Вся жизнь писателя — пример спокойной, построенной на евангельских заповедях жизни любящего семьянина.
Из письма к Майклу Толкину (6-8 марта 1941 г.)
Отношения мужчины и женщины могут быть чисто плотскими (на самом-то деле, не могут; но я имею в виду то, что мужчина может отказаться принимать в расчет всё остальное, причиняя тем самым великий вред душе и телу обоих); или «дружескими»; или же он может быть «влюбленным» (задействуя и сплавляя все свои чувства, все силы разума и тела в этом сложном, смешанном чувстве, ярко окрашенном и наэлектризованном «сексом»).
Мы живём в падшем мире. И вывихнутый сексуальный инстинкт — один из главных симптомов Падения. На протяжении эпох мир скатывается все ниже. Одни модели общественного устройства сменяются другими, и каждый новый тип заключает в себе свои опасности; однако с тех пор, как пал Адам, «безжалостный дух вожделения» шествует по каждой улице и восседает, плотоядно ухмыляясь, на каждой углу.
«Аморальные» последствия мы пока оставим. В них тебе вообще впутываться не хочется. К воздержанию склонности у тебя нет. Значит, «дружба»? В нашем падшем мире «дружба», что должна бы связывать всех представителей рода человеческого, между мужчиной и женщиной фактически невозможна. Дьявол неистребимо изобретателен, а секс — его любимый трюк. Он в совершенстве умеет уловлять вас и через великодушные романтические или чувствительные мотивы, и через потребности более низменные и животные.
Эту самую «дружбу» опробовали неоднократно: практически всегда или одна сторона «сорвётся», или другая. Позже, в зрелые годы, когда сексуальное влечение поостынет, дружба, пожалуй, и возможна. Вероятно, она случается между святыми. А в случае обычных людей это — большая редкость; да, два разума, что и впрямь родственны друг другу в первую очередь интеллектуально и духовно, могут по чистой случайности оказаться заключены в женском и мужском телах и все же могут пожелать и даже достичь «дружбы» абсолютно независимо от телесных отношений. Однако, расчитывать на это не стоит.
Вторая сторона неминуемо подведёт его (или её) — и «влюбится». Но на самом деле молодой человек (как правило) «дружбы» вовсе не ищет, даже если уверяет в обратном. Ведь вокруг молодых людей полным-полно (как правило). А ищет он любви: невинной и в то же время, пожалуй, лишенной ответственности. «Увы, увы, почто любовь — греховна!» — как пишет Чосер [1] . Если молодой человек — христианин и понятие греха ему ведомо, он хочет знать, что же теперь с этим делать.
В нашей западной культуре традиция романтической рыцарственности сильна до сих пор, хотя времена к ней враждебны, как продукту христианского мира (однако де ни в коем случае не стоит ставить знак равенства между нею и христианской этикой). Традиция эта идеализирует «любовь» — и в этом смысле может оказаться весьма благой, поскольку вбирает в себя куда больше, нежели телесное удовольствие, и подразумевает если не чистоту, то по крайней мере верность, а значит — самоотречение, «служение», честь и отвагу.
Слабость её, конечно же, состоит в том, что возникла эта традиция, как искусственная куртуазная игра, как способ наслаждаться любовью ради любви, безотносительно, а порой и вопреки браку. В центре её стоял не Господь, но выдуманные кумиры, Любовь и Дама. Она по-прежнему склонна видеть в Даме свего рода путеводную звезду или божество — от устаревшего «его божество»=его возлюбленная, — объект или причину благородного поведения. Это, разумеется, фальшь, в лучшем случае придумка «понарошку».
Женщина — такое же падшее существо, чья душа подвергается тем же опасностям. Но в сочетании и в гармонии с религией (как случилось давным-давно встарь, — прекрасное поклонение Пресвятой Деве, посредством которого Господь настолько очистил и облагородил нашу грубую мужскую природу и чувства и смягчил и расцветил нашу суровую, горькую религию) традиция эта может преисполниться и благородства, и величия. Вот тогда она порождает то, что воспринимается как высший идеал любви между мужчиной и женщиной, даже в глазах тех, кто сохранил хотя бы рудименты христианства.
Однако ж я все равно считаю, что в ней заключено немало опасностей. Во-первых, она не вполне истинна и не абсолютно «теоцентрична». Она мешает молодому человеку или, во всяком случае, мешала в прошлом, увидеть в женщинах то, что они есть на самом деле: сотоварищей по кораблекрушению, а не какие-то там путеводные звёзды. (В результате, помимо всего прочего, разглядев истинное положение дел, молодой человек становится циником.) Заставляет позабыть об их желаниях, потребностях и искушениях. Насаждает раздутые представления об «истинной любви» как об огне, дарованном извне, как о постоянной экзальтации, не имеющей отношения ни к возрасту, ни к деторождению, ни к простой повседневной жизни, ни к воле и цели. (В результате, помимо всего прочего, молодые люди ищут «любви», способной обеспечить им тепло и уют в холодном мире без всяких усилий с их стороны; а закоренелые романтики не отступаются от поисков даже в грязи бракоразводных процессов.)
Сами женщины ко всему этому почти что и не причастны, хотя могут пользоваться языком романтической любви, раз уж он настолько прочно вошёл во все наши идиомы. Сексуальный инстинкт делает женщин (разумеется, чем меньше испорченности, тем больше здесь бескорыстия) очень сочувственными и понимающими, либо заставляет прицельно желать стать таковыми (или казаться таковыми), преисполняет готовности разделить по возможности все интересы молодого человека, к которому их влечет: от галстуков до религии.
Это не обязательно сознательное стремление обмануть, но чистой воды инстинкт: инстинкт существа зависимого, инстинкт помощницы, в избытке подогретый желанием и молодой кровью. Под влиянием этого импульса женщины на самом деле зачастую обретают интуицию и понимание поистине удивительные, даже в том, что касается предметов вне сферы их естественных интересов. Им дарована особая восприимчивость. Любому преподавателю это отлично известно. Как быстро умная женщина учится, перенимает его идеи, схватывает самую суть — и как (за редким исключением), отпустив руки наставника или утратив личный интерес к нему, дальше продвинуться уже не в силах.
Но таков их естественный путь к любви. Девушка, сама еще не сознавая, что происходит (в то время, как романтический юноша, ежели таковой наличествует, пока еще только вздыхает), уже, пожалуй, «влюбилась». Что для неё, не испорченной от природы, означает: она хочет стать матерью детей молодого человека, даже если сама она этого в полной мере и со всей отчётливостью не сознает. Вот тут-то всё и начинается; а ежели события станут развиваться не так, как должно, то вреда и боли не оберёшься. Особенно если молодому человеку путеводная звезда и божество требовались лишь на время (до тех пор, пока впереди не замаячит светило более яркое), и он всего лишь наслаждался лестным сочувствием, мило приправленным волнующим привкусом секса, — всё, разумеется, абсолютно невинно, ни о каком «обольщении» не идёт и речи!
Возможно, тебе доводилось встречать в жизни (и в литературе [2] ) женщин, которые ветрены или откровенно распущены. Я имею в виду не просто кокетство — тренировочный бой в преддверии настоящего поединка, но женщин, которые слишком глупы, чтобы принимать всерьёз даже любовь, или в самом деле настолько порочны, что наслаждаются своими «победами», и получают удовольствие причиняя боль. Но все же это аномалии, хотя ложные теории, дурное воспитание и безнравственная мода могут их поддерживать.
При том, что в современных обстоятельствах положение женщины существенно изменилось, равно как и общепринятые представления о благопристойности, природный инстинкт у них остался тот же. У мужчины есть труд всей жизни, есть карьера (и друзья мужского пола), и всё это способно пережить искушение «любви» (и переживает ведь, если у мужчины есть хоть сколько-то характера).
А девушка, даже та, что «экономически независима», как принято сегодня говорить (что на самом деле, как правило, означает, что экономически она зависит от работодателей мужского пола, а не от отца и не от родных), начинает практически сразу же думать о приданом и мечтать о собственном доме. И если она действительно влюблена, неудача и впрямь может обернуться для неё крушением всех надежд.
В любом случае женщины в общем и целом куда менее романтичны и куда более практичны. Не обманывайся тем, что на словах они более «сентиментальны» — свободнее пользуются обращением «милый» и всё такое. Им-то путеводная звезда не нужна. Возможно, они и идеализируют заурядного молодого человека, видя в нём героя; но на самом-то деле весь этот романтический ореол им не нужен — ни для того, чтобы влюбиться, ни для того, чтобы сохранить в себе это чувство. Если они в чём и заблуждаются, то разве что наивно веря, будто они способны «перевоспитать» мужчину.
Они с открытыми глазами примут мерзавца и подлеца и, даже когда тщетная надежда перевоспитать его угаснет, будут любить его по-прежнему.
Если женщина не порочна, инстинктивно она склонна к моногамии. А вот мужчины — нет….. И притворяться тут бесполезно. Не склонны — и всё тут, во всяком случае, по своей животной природе. Моногамия (при том, что испокон веков она лежит в основе наших унаследованных идей) для нас, мужчин, часть этики, «явленной в откровении», в согласии с верой, но не с плотью. Каждый из нас без всякого вреда для здоровья может зачать, за отпущенные нам лет тридцать расцвета мужской силы, несколько сотен детей — с превеликим удовольствием для себя. Бригам Янг [3] (сдаётся мне) был здоров и счастлив. Мир этот — пал, и нет в нём согласия между нашими телами, умами и душами.
Однако же суть падшего мира состоит в том, что лучшее достигается не через наслаждение, или же то, что называется «самореализацией» (как правило, этим лестным термином обозначается потворство собственным слабостям, абсолютно неблагоприятным для самореализации других людей); но через самоотречение и страдание.
Верность в христианском браке это подразумевает: вот воистину великое самоусмирение. Ибо для христианина пути к отступлению нет. Брак может помочь освятить и направить к подобающему объекту его сексуальные устремления; благодатью своей может помочь ему в борьбе; но борьба остаётся. Удовлетворения брак не даст — так, как посредством регулярного питания можно отогнать от себя голод.
Брак сулит столько же трудностей в том, что касается чистоты, подобающей этому состоянию, сколь и подспорья. Ни один мужчина, сколь бы искренне он ни любил в юности свою нареченную невесту, не сохранил ей верность как жене в мыслях и на деле без сознательного целенаправленного усилия воли, без самоотречения. Но об этом слишком мало кому сообщают — даже тем, кто воспитан «в лоне Церкви». А те, кто пребывает за её пределами, об этом, почитай что, и вовсе не слыхивали.
Когда романтический ореол развеивается или просто слегка меркнет, молодые люди начинаю думать, что совершили ошибку и что истинную родную душу им ещё предстоит отыскать. А истинной родной душой слишком часто оказывается первая же подвернувшаяся под руку привлекательная личность. Кто-то, на ком они вполне могли бы жениться, с великой пользой для себя, если бы только…. И вот вам развод — чтобы обеспечить «если бы только». И, конечно же, они, как правило, абсолютно правы: они и в самом деле совершили ошибку.
Только очень мудрый человек на закате своей жизни может разумно и здраво оценить, на ком именно из всех возможны кандидатур ему следовало жениться с наибольшей пользой для себя! Практически все браки, даже счастливые, — это ошибка: в том смысле, что практически наверняка (в более совершенном мире или проявив лишь малую толику осмотрительности в мире этом, весьма и весьма несовершенном) оба партнёра могли бы подыскать себе более подходящих спутников жизни. Но «истинная родная душа» — это тот или та, с кем тебя соединили узы брака. И сам ты практически не выбираешь: жизнь и обстоятельства сделали за тебя почти всё (хотя если есть Господь, значит, это — Его орудия или Его волеизъявления).
Общеизвестно, что на самом-то деле счастливые браки встречаются куда чаще там, где у молодых людей «выбор» ещё более ограничен родительским или семейным авторитетом, — главное, чтобы там действовала социальная этика простой, неромантичной ответственности и супружеской верности. Но даже в тех странах, где романтическая традиция затронула социальные устои настолько глубоко, чтобы люди поверили, будто выбор спутника жизни — это дело самих молодых людей и никого другого, — лишь редчайшая удача сводит вместе мужчину и женщину, которые в самом деле, как говорится, «суждены» друг другу и способны на любовь великую и удивительную.
Эта мысль ослепляет нас и сегодня, просто-таки за горло берёт: на эту тему написаны бесчисленные стихи и истории; пожалуй, в общем и целом их куда больше, нежели такого рода случаев в реальной жизни (и однако же величайшие из этих произведений рассказывают нам не о счастливом браке великих влюблённых, но об их трагической разлуке, как если бы даже в этой сфере истинное благородство и красота в падшем мире скорее достигаются через «неудачи» и страдания). В такой вот великой и неотвратимой любви, зачастую — любви с первого взгляда, мы, как мне кажется, провидим образ брака таким, каким он был бы в мире непадшем. А здесь, в падшем мире, в проводники нам даны только благоразумие, мудрость (что в юности так редка, а в старости приходит слишком поздно), чистое сердце и верность усилием воли…..
Моя собственная история настолько исключительна, настолько неправильна и неблагоразумна во всех подробностях, что взывать к благоразумию мне непросто. Однако ж нельзя выводить закон из крайностей; а случаи исключительные не всегда могут послужить примером для других. Что разумно было бы здесь привести, так нечто вроде автобиографии: причём применительно к данной ситуации, с особым акцентом на возраст и материальное положение.
Я влюбился в твою маму в возрасте приблизительно восемнадцати лет. Влюбился вполне искренне, как подтвердилось впоследствии, — хотя, конечно же, в силу недостатков характера и темперамента я зачастую недотягивал до идеала, с которого начал. Твоя мама была старше меня и к католической церкви не принадлежала. В высшей степени прискорбная ситуация, по мнению моего опекуна [4] . В определённом смысле, это и впрямь было весьма прискорбно, и в некотором смысле — очень неудачно для меня. Такие вещи поглощают тебя с головой, эмоционально изматывают до крайности.
Я был смышлёным мальчиком, в поте лица своего зарабатывал себе оксфордскую стипендию (весьма и весьма необходимую). И это двойное напряжение едва не привело к нервному срыву. Я провалил экзамены, и, хотя, (как поведал мне много лет спустя д[иректор] ш[колы]) я заслуживал приличной стипендии, в итоге я насилу отвоевал себе жалкие 60 фунтов в Эксетере: этого в придачу к выходной школьной стипендии на ту же сумму, только-только хватило на университет (не без помощи моего доброго старого опекуна). Разумеется, были тут и свои плюсы, для опекуна моего не столь очевидные. Я был умён, но мне недоставало трудолюбия и упорства; провалился я главным образом из-за того, что просто-напросто не работал (по крайней мере над классическими дисциплинами), — и не потому, что влюбился, а потому, что изучал нечто совсем другое: готский и всякое такое прочее [2] [5] .
Воспитанный в романтическом духе, я воспринимал юношеский роман абсолютно всерьёз — и стал черпать в нём вдохновение. От природы — слабак и трус, я за два сезона из презренной мокрой курицы дорос до второй команды факультета [6] , а потом и «цвета» завоевал. Ну, и всё прочее в таком духе. Однако возникла проблема: я встал перед выбором — не подчиниться опекуну и огорчить (или обмануть) человека, который был мне как отец, делал для меня больше, чем большинство отцов по крови делают для своих детей, при этом не будучи связан никакими обстоятельствами, или «оборвать» роман до тех пор, пока мне не исполнится двадцать один год. О своём решении я не жалею, хотя возлюбленной моей пришлось очень тяжело. Но моей вины в том нет.
Она была абсолютно свободна, не давала мне никаких клятв, и по справедливости я ни в чём не мог бы её упрекнуть (вот разве что взывая к вымышленному романтическому кодексу), выйди она замуж за другого. Почти три года я с моей возлюбленной не виделся и не переписывался. Мне было несказанно тяжко, больно и горько, особенно поначалу. Да и последствия оказались не вовсе хороши: я вновь сделался безалаберен и небрежен, и даром потратил большую часть моего первого года обучения в колледже. И всё-таки не думаю, будто что-либо другое могло оправдать брак на основании юношеского романа; и, возможно, ничто другое не закалило бы волю настолько, чтобы подобный роман упрочить (при всей искренности первой любви).
В ночь, когда мне исполнялся двадцать один год, я снова написал твоей маме — 3 января 1913. 8 января я поехал к ней, и мы заключили помолвку, объявив об этом потрясённой семье. Я подтянулся, поднатужился, поработал малость (слишком поздно, чтобы спасти «модерашки» [7] [3] [8] от полного краха) — а на следующий год началась война; мне же оставалось пробыть в колледже ещё год. В те дни ребята шли в армию — либо подвергались остракизму. Ну и премерзкое же положение, — особенно для юноши, в избытке наделённого воображением и не то чтобы храброго! Ни учёной степени, ни денег, зато — невеста. Я выдержал поток злословия, намеки, на которые родня не скупилась, остался в университете и в 1915 году сдал выпускные экзамены с отличием первого класса. Сорвался в армию: на дворе — июль 1915. Понял, что больше не вынесу, и 22 марта 1916 года — женился. А в мае переплыл Ла-Манш (у меня до сих пор сохранились стихи, написанные по этому поводу!) [4] [9] — и угодил в кровавую бойню на Сомме.
А теперь подумай о своей маме! И всё-таки сейчас я ни на единое мгновение не усомнюсь: она лишь исполняла свой долг, не больше и не меньше; не то чтобы это умаляло её заслуги. Я был совсем зелёным юнцом, с жалким дипломом бакалавра и со склонностью к виршеплётству, с несколькими фунтами за душой (20 — 40 фунтов годового дохода) [5] [10] , и те тают на глазах, при этом — никаких перспектив: второй лейтенант [11] , на жалованье 7 шиллингов 6 пенсов в день, в пехоте, где шансы на выживание очень и очень невелики (для младшего офицера-то!). Она вышла за меня замуж в 1916 году, а Джон родился в 1917 (зачат и выношен в голодный 1917 год и в ходе кампании немецких подлодок [12] ) приблизительно во время битвы при Камбре, когда казалось, что войне конца не будет (прямо как сейчас). Я вышел из доли, продал последние из моих южноафриканских акций, моё «наследство», чтобы оплатить родильный дом.
Из мрака моей жизни, пережив столько разочарований, передаю тебе тот единственный, исполненный величия дар, что только и должно любить на земле: Святое Причастие….. В нём обретёшь ты романтику, славу, честь, верность, и истинный путь всех своих земных любовей, и более того — Смерть: то, что в силу божественного парадокса обрывает жизнь и отбирает всё и, тем не менее, заключает в себе вкус (или предвкушение), в котором, и только в нем сохраняется всё то, что ты ищешь в земных отношениях (любовь, верность, радость) — сохраняется и обретает всю полноту реальной и нетленной долговечности, — то, к чему стремятся все сердца
Примечания:
[1]«Кентерберийские рассказы», Пролог Батской ткачихи.
[2] Литература (вплоть до возникновения современного романа) всегда была мужским делом, и в ней на каждом шагу шла речь о «прекрасных и лживых». В общем и целом — это клевета. Женщины — такие же люди и, следовательно, способны на вероломство. Но в рамках человеческого сообщества по контрасту с мужчинами они в общем и целом по природе своей ничуть не более вероломны. Скорее наоборот. Вот только женщины и впрямь склонны духом, если им предлагают «подождать» своего избранника — подождать слишком долго, в то время как юность (столь драгоценная и необходимая для будущей матери) быстро проходит. На самом деле их просто не следует заставлять ждать. — Прим. авт.
[3] Лидер американской секты мормонов, практикующей полигамию.
[4] Опекун Толкина, отец Френсис Морган, не одобрял его тайного романа с Эдит Брэтт.
[5] В школьные годы Толкин с восторгом открыл для себя существование готского языка…
[6] На факультетах (или в колледже в целом) бывает «первая команда» (a first team), «вторая команда» (a second team) и «команда новичков» («colts» team).
[7] В экзамен «онор-модерейшнз» («Honour Moderaions») входит ряд письменных работ по различным предметам; в зависимости от результатов кандидату присуждаются степени отличия от первой до четвёртой (первая — высшая).
[8] На экзамене «онор-модерейшнз» по классическим дисциплинам Толкин получил отличие второго класса.
[9] На самом деле Толкин переправился через Ла-Манш вместе со своим батальоном 6 июня 1916 г. Стихотворение, о котором идёт речь, помеченное Этапль, Па-де-Кале, июнь 1916", носит название «Одинокий Остров» с подзаголовком: «Англии посвящается», хотя также имеет отношение и к мифологии «Сильмариллиона». Произведение было опубликовано в сборнике «Поэзия Лидского университета. 1914 — 1924» (Лидс, Суон-пресс, 1924), стр. 57.5.
[10] Толкин унаследовал от родителей небольшой доход: долю в южноафриканских приисках.
[11] Низшее офицерское звание в сухопутных войсках Великобритании.
[12] В результате действий немецких подводных лодок Англия терпела большие потери в снабжении продовольствием и техникой; так Адмирал Джеллико, командовавший флотом Англии во время войны, писал в своём меморандуме в апреле 1917 г., что в силу вышеописанного Англия может оказаться вынужденной уже к лету согласиться на неприемлемые условия мира, несмотря на успешные действия на суше.
Текст подготовлен Алексеем Забелиным, Екатериной Прогнимак и Михаилом Котляревским.
Запись сделана 02/02/2007
