Домострой

Домашняя страница: сайты, записная книжка и фотоальбом

10/10/2004

Домострой

Заметка Алексея Чадаева с сайта Russ.ru


Власть выживет, если кто-нибудь захочет её валить

Понимать, что такое власть и чем она на самом деле должна заниматься, дано немногим. Остальные в большинстве думают, что власть — это когда какой-то большой начальник командует, а все слушаются. Более умудренные полагают, что власть — это когда всех разводят и рулят процессом, причем неважно с какой позиции. Наконец, самые «продвинутые» думают, что власть — это когда ты лучше всех знаешь, как надо жить, и задача состоит только в том, как донести это знание до остальных…

Страшный сентябрь этого года, явивший во всей полноте растерянную беспомощность нашего национального организма, поставил вопрос о власти. Обсуждая «распад страны» — не как страшилку, а как реальную неоднозначную возможность — мы на самом деле обсуждаем вопрос о том, зачем нам вообще Кремль. Поднимая тему гражданского оружия — т.е. отказывая власти в монопольном праве на защиту нашей безопасности — мы, по сути, ставим его же. Даже в апологетических интервью Павловского вопрос необходимости сохранения «режима» подается как дискуссионный, требующий специальных оправданий и объяснений. Очевидно, это такой магистральный тренд — задавать друг другу вопрос о том, «зачем они нам вообще нужны, если они ничего не могут».

Собственно, ключевым в этом вопросе является понятие «они».

Муки прораба

Говорить про «них», используя слово «мы», возможно сегодня разве что на языке притч.

Итак, задача. Вы — прораб с образованием и опытом. Вам поручают руководить строительством дома для большого количества людей. Все эти люди участвуют в строительстве сами — вот они, стоят в спецовках, касках и домашних фартуках. Почти никто из них никогда в жизни не строил ничего, кроме как в детстве дворцы в песочнице; но сейчас им попросту негде жить, а на дворе осень. Вы понимаете, что строительство идет по-идиотски: один кладет кладку так, что стена не простоит и трех дней, другой разбивает себе кирпичи об голову, третий лупашит мастерком по физиономии четвертого…

На ваш профессиональный взгляд, весь этот бардак — нечто противоестественное. Вы пытаетесь их организовать, но это физически невозможно: одни попросту необучаемы, другие ленивы, третьи впадают в амбицию и начинают спрашивать «а кто ты такой?», либо же предлагают альтернативные проекты, начиная с фундамента, хотя строительство уже давным-давно идет. А до четвертых просто не доходят руки: народу-то много!

Вы понимаете, что с бригадой из трех-пяти специалистов справились бы гораздо лучше и быстрее, чем со всем этим стадом. Сделали бы все как надо, в лучшем виде — живите, люди! И вы пытаетесь выгнать всю эту братию с недостроенных стен, оставив там только тех, кто умеет класть кирпичи и может работать в команде.

Однако в этот момент возникают другие проблемы, гораздо более серьезные. Те 95% зрителей, исключенных из строительства дома, не хотят молча сидеть в сторонке, курить и ждать, пока вы возведете здание. Даже телевизор, принесенный им на лужайку, занимает далеко не всех. Одни таскают у вас кирпичи и цемент, дабы загнать их на сторону (либо построить из них маленькую хибарку самим себе). Вторые идут бить первых. Третьи попросту сваливают, забирая свою долю стройматериалов с собой. Четвертые берут ломы и арматуру, и идут разбираться с вами, профессиональными строителями.

Вы мечетесь по стройке с воплем: «да посидите хоть чуть-чуть спокойно, вам же лучше будет! Вы что, сможете построить лучше меня? Не можете же! Так хоть не мешайте…» А вам, сплевывая бычок, отвечают: «Да плевать нам на тебя, умника. Если ты все построишь один, то это будет твой, а не наш дом. И жить мы в нем не будем. А если и будем, то в первый же день выбьем все стекла и заблюем подъезд. А через год придется новый строить».

И тебе, прорабу, ничего не остается, как сесть в сторонке, и, матерясь, начать придумывать, какую им дать работу — да еще так, чтобы они захотели ее взять из твоих рук. Ты этого не умеешь, и никогда не умел — ты привык командовать, и чтобы команды исполнялись; да к тому же привык решать задачи минимальными, а не максимальными ресурсами — чтобы лишним людям денег не платить. Но выхода у тебя никакого нет: либо ты сумеешь занять критическое большинство людей на стройке, вопреки логике экономии ресурсов, либо эти несознательные люди тебе проломят голову, и весь твой эффективный менеджмент отправится псу под хвост.

И самое главное. Виноватым в том, что людям в итоге окажется негде жить зимой, окажешься тоже ты, а не те, кто тебя отправит на свалку истории. Люди — они такие, какие есть, других у тебя нет. А вот ты, как начальник строительства, пусть и мало кем признаваемый в этом качестве, должен во что бы то ни стало решить задачу. Используя не «минимум средств», как в «нормальном» бизнесе, а максимум. Потому что самой большой проблемой оказывается даже не строительство как таковое, а управление избыточными ресурсами.

Собственно, этим и отличается логика бизнесмена от логики государственного деятеля. Бизнесмен может оптимизировать штат, ликвидировать убыточные подразделения, концентрироваться на тех или иных проектах в ущерб всем остальным… Власть же на это не имеет права. Государство — это не корпорация; его целерациональностью является не максимальная эффективность и получение прибыли, а поддержание и развитие общего состояния среды обитания. То есть — сделать так, чтобы жить — и, главное, участвовать в общей жизни и общих проектах — могли все жители страны. А это — неизмеримо сложнее.

В сегодняшней власти, увы, это понимают далеко не все.

Комсомол

В том числе и те, кому это понимать положено по должности.

Знаменитое интервью Суркова было хорошо всем: разумно, понятно, доходчиво. Единственной, но серьезной стилистической ошибкой можно было бы считать разве что издание, избранное как площадка — даже не само издание, а его название. Имя определяет характер послания; «как вы яхту назовете, так она и поплывет». Интервью и оказалось воспринято многими как обескавыченная комсомольская правда: ветеран рассказывает юному поколению о том, какой они с товарищами, вопреки всем невзгодам, сделали отличный проект, и как в нем все здорово будет работать. А объект, на котором они работают, называется «РФ».

Однако интервью, вопреки ожиданиям, было холодно встречено даже теми, кто по роли своей должен приветствовать такого рода инициативы начальства. Известно, какую нервную реакцию у автора интервью вызвали некоторые критические статьи в его адрес. Но ни в самом интервью, ни в последующих шагах не было продемонстрировано понимания того, почему этих шагов никто «не понял».

Вместо этого восторжествовал синдром демиурга острой форме. «Сейчас мы организуем настоящую многопартийность, общественный диалог, эффективную власть, раскрепостим частную инициативу и гражданское общество, привлечем церковь, цеха, профсоюзы — живите, человеки!» Человеки же отвечают: это ты сделаешь. А мы посмотрим. «Вы пассивны! Вы не желаете участвовать даже в собственной судьбе!» — бросает демиург разящие обвинения. А ему отвечают: «может, и хотим. Но без тебя». И все; конец диалога — дальше начинается взаимная охота на ведьм, с разговором про Бога, фрукты и Достоевского.

У специалистов по оргдеятельностным играм есть такой любопытный принцип. Как только в игре появляется кто-то, явно обладающий большей компетенцией в обсуждаемом вопросе, чем остальные, его обязательно необходимо как-нибудь заткнуть. Иначе будет говорить только он — остальные будут молчать и выключаться из пространства игры. А задача игротехника в том, чтобы каждый включался и говорил — пусть даже он будет нести заведомую ахинею, а в двух метрах будет сидеть человек, знающий правильные ответы на вопросы. Придумать совместно — важнее, чем придумать правильно.

Когда власть принимает революционные решения, «не посоветовавшись с землей», и явочным порядком пытается вталкивать недоумкам «их же пользу» — она попадает в клинч. Люди не принимают эти решения даже не потому, что они кажутся им неправильными, а просто потому, что «все решили за них». Правильно или неправильно придумали — вопрос десятый; главное, что придумали в какой-то хитрой секретной лаборатории, и потом довели до сведения. А значит — это зло.

С точки зрения корпоративистской логики «эффективного менеджмента» (так именуется комсомол дня сегодняшнего), данная реакция людей абсолютно некорректна. Должно быть единство власти и единство стратегии при принятии решений; если же бесконечно все со всеми согласовывать, то будет бардак, ибо люди в массе своей некомпетентны и тянут кто в лес, кто по дрова. Однако эффективность власти — не «демократической», а абсолютно любой, даже тоталитарной — тем и отличается от эффективности менеджмента хозяйственной структуры, что успех решения зависит не от того, как ты его продумал, а от того, смог или не смог ты его объяснить людям.

Так, чтобы тебя поняли и с тобой согласились — ссылки на то, что они идиоты и ничего всё равно не поймут, есть не более чем роспись в собственном бессилии. Не «промывать мозги» (как по наивности думают агитпропщики всех времен), а вовлекать в замысел. И если оказывается, что объяснить людям решение технически невозможно (нет, скажем, таких слов в языке) — значит, его нельзя принимать. Даже если оно тебе самому кажется правильным и неизбежным.

Особенно если речь идет о системообразующих вещах — таких, например, как отмена выборов губернаторов.

Губернаторы

С точки зрения одной управленческой логики путинское решение по губернаторам — абсолютно правильное.

Старая система, основанная на губернаторских выборах, была чудовищной нелепостью. Губернатор получал власть от жителей своего региона, однако деньги под ответственность, на трату, брал в основном не от них, а из федерального бюджета (собирались они туда, в федеральный бюджет, совсем другим способом — как налоги крупнейших компаний федерального масштаба, которые платились либо в Москве, либо в «специализированных» региональных анклавах). В итоге получалась такая бизнес-машинка: вложить денег, выиграть должность, сесть на бюджетный поток из Москвы и спокойно его осваивать, без каких-либо механизмов ответственности — что перед своими избирателями, что перед федеральным центром.

Вполне понятно и логично выглядит идея присылать из центра вместе с деньгами также и их главного распределителя. Но кроме этого бюджета всегда есть — пусть и маленький — местный бюджет, и местные расходы. Под обслуживание которых необходима отдельная местная власть — т. к. по той же логике глупо поручать местные дела федеральным назначенцам. И следующим шагом должно быть усиление такой власти и ее полномочий.

Однако, кажется, об этом сегодня нет и речи. Наоборот — налоговая система создана такая, что у региональных властей отсутствует какой-либо стимул заниматься развитием собственных территорий, поелику увеличение налоговых поступлений оттуда заметят только в федеральном Минфине. Понятно, что этот факт исключает «региональные элиты» из числа заинтересованных в реформе. Фигура их местного лидера, представителя региона перед лицом всей страны — теперь это, очевидно, будет глава регионального парламента — также никак не обозначена в реформе; такое ощущение, будто в Кремле всерьез думают, что назначенного чиновника люди примут за «лицо» региона так же, как избранного губернатора.

Не говоря уже о том, что выборы губернатора — это не только главное региональное шоу, но и ритуал легитимации местного режима, акт делегирования гражданами права на отправление власти. Как будет происходить легитимация лидеров? Где гарантия, что люди вообще будут слушаться тех, чьи полномочия они не подтверждали никаким образом? Как в этой ситуации возможно удержать власть?

Нет; бунтов, скорее всего, не будет. Но есть вещи хуже бунтов.

Эта, та и наша

Кажется, именно здесь — одна из главных точек непонимания.

Сегодня есть две нелояльных позиции по отношению к власти. Одна — «валить режим». Другая — «валить из страны», причем чаще всего — никуда не деваясь физически с ее территории. В Кремле, судя по интервью Суркова, до сих пор почему-то считают, что для них хуже первая. В то время как на самом деле гораздо хуже — вторая.

«Валить режим» — означает замечать его присутствие, признавать его существование как режима. «Валить из страны» — означает его игнорировать, даже когда он достает: не платить налоги, не служить в армии, не ходить на выборы, не читать газет и не смотреть новости. Это, кажется, сейчас и есть позиция большинства. В таком смысле даже думские выборы прошлой зимы — не победа власти, а скорее совсем наоборот.

Почему всех одномандатников люди избрали только от «партии власти» (из-за чего теперь пришлось вовсе отменить мажоритарную систему)? Сработал ведь не административный ресурс, а шкурный интерес. Люди предпочли избирать не того человека, который будет писать законы для всей страны, а того, который им, возможно, проведет тепло и газ. На это им не плевать; а вот на страну — плевать полностью.

Еще ярче это проявилось на Беслане. Реакция страшная: «пусть они взрывают кого угодно — хоть моего соседа, хоть Путина, хоть Россию,- только бы не меня». Президент остался один на один в чистом поле против Басаева — как население, так и вся государственная/общественная система сделали вид, что их тут не стояло и что это чьи-то «чужие» разборки.

В такой ситуации для Суркова и его начальника продолжать борьбу с теми, кто «против Путина» — это копать себе могилу собственными руками. Живая политическая оппозиция — естественный союзник режима в борьбе за выживание. Да, это такой союзник, который, если войдет в силу, может и поменять начальство, и совершенно не обязательно мирным путем; но он живет здесь, мыслит Россией, а не халифатами. Они еще хотя бы говорят «эта страна» — тогда как для абстинентного, отколовшегося, выпавшего большинства страна давно уже «та».

Посему вопрос выживания даже не режима, а государства — это парадоксальным образом вопрос появления и структурирования мощной, дееспособной антипутинской оппозиции (причем внутри страны, в Москве, а не в аулах Панкисского ущелья). Такой оппозиции, которая втянула бы в себя волну активных людей, жаждущих участвовать в политике — и, тем самым, расширила бы катастрофически сузившуюся площадку госстроительства.

Реальность же такова, что на данный момент непозорно участвовать в политике можно одним-единственным образом: присоединившись к движению «валить режим». Возможно, конечно, что когда-то появятся в свою очередь и вменяемые пропутинские силы, взамен думских андроидов из «Едра» и анфан-териблей из «Идущих вместе»; но сейчас с таковыми дела обстоят еще хуже, чем даже с оппозицией.

Сегодня же мы зримо обнаружили, как отсутствие политики в стране может запросто обернуться отсутствием страны. И это — вина не только власти, но и общая вина всех тех, кто без боя покинул пространство политики, превратившись в артель наемных плакальщиц. Пусть эффективные менеджеры «доразруливались»; самое простое сегодня — обвинять их с колокольни. Куда сложнее — думать за них и вместо них. Но именно поэтому единственный осмысленный лозунг дня — не «валить режим», а «учреждать государство».

На повестке дня — новый Земский Собор.

07.10.2004

Алексей Чадаев
Русский Журнал


Запись сделана 10/10/2004

Навигация по записной книжке:

Поиск по сайту

Навигация по сайту: