Заметка Максима Соколова с сайта GlobalRus.ru
Арьергардные бои общечеловеческого учения
Действия борцов за свободу Ичкерии отныне можно описывать лишь в образах и деталях, в которых говорили о ведомстве Генриха Гиммлера. Более мягкие аналогии оказываются неадекватными. Первое, что сразу пришло на память множеству людей — коржавинская классика. «Мужчины мучили детей. // Умно. Намеренно. Умело. // Творили будничное дело, // Трудились — мучили детей». Второе, может быть менее замеченное — та деталь, что жертвы борцов за свободу, специально лишенные воды на 35-градусной жаре, уже на второй день пытались пить мочу. Точное соответствие составленной Еврейским антифашистским комитетом «Черной книге», где описывались ж.-д. транспорты в Треблинку — «муки от жажды были столь велики, что люди пили собственную мочу».
Хотя в одном отношении борцы за свободу превзошли и эсэсманов. По свидетельству доктора Л. М. Рошаля, в ответ на его просьбу: «Там же дети маленькие, давайте принесем хотя бы немножко воды для них, грудного молока», — борцы за свободу отвечали: «Нет, зачем это делать, зачем привозить, все объявили сухую голодовку». На вопрос: «И ребенок даже сухую голодовку, дошкольник, объявил?» — следовал ответ: «Да, все объявили сухую голодовку». О том же сообщал и информационный орган борцов «Кавказ-центр» — все заложники, как один, отказываются от еды и питья в знак протеста против оккупации Чечни Россией.
Представить себе деятеля хоть из ведомства Геббельса, хоть из ведомства Гиммлера, который бы сообщал, что евреи в треблинских транспортах объявили сухую голодовку в знак протеста против чудовищных преступлений жидобольшевизма и англо-американской плутократии, — все же затруднительно. Это даже не коржавинское про эсэсманов — «Умно, намеренно, умело». Поверить в такое умелое не в состоянии и самый психический чеченолюб. Это в чистом виде глумливая ухмылка дьявола. Могущий придумать более окончательный способ выхода из рода людского — пусть придумает.
Но даже и явление вполне натуральных дьяволов, навсегда ушедших из человечества, никоим образом не поколебало скрижалей общечеловеческой идеологии. «Во всем виноват Путин», «неслыханные преступления российской армии ожесточили борцов и принудили их к захвату бесланской школы», «двести лет борьбы чеченского народа против российского империализма», «народ невозможно победить» (впрочем, русский народ, по той же логике, победить не только возможно, но даже и необходимо), «реакция на нечестные выборы в Чечне» (ну, в самом деле, какая другая реакция на нечестные выборы может быть у нормального человека — только устроить треблинский ад малым детям, что же еще?).
Поскольку придумать какое-нибудь еще более ужасное и омерзительное деяние двуногих тварей в принципе можно, но все-таки затруднительно, мы должны признать, что общеловеки вообще и противники В. В. Путина в частности выдержали экзамен высшей пробы. Отныне нет и не будет такого архизлодейства, которое могло бы хоть как-то подвинуть их к ревизии своего всепобеждающего Учения. Фонограф воспроизводит все те же стандартные заклинания, не сообразуясь не только с новым страшным опытом, который, казалось бы, должен прожигать любую живую душу (впрочем, зачем? — ведь Учение давно уже наперед все объяснило, причем враз и навсегда), но даже и с простейшей логикой. Хоть формальной, хоть юридической, хоть какой-нибудь.
К тому, что при каждом набеге тварей общечеловеки тут же вспоминают благодетельного Масхадова, с которым надо подписать политическое решение, все уже привыкли, хотя схема-то совсем не нова — «Меняются два следователя, один рвет и терзает, другой симпатичен, почти задушевен. Подследственный, входя в кабинет, каждый раз дрожит — какого увидит? По контрасту хочется второму все подписать». Стоило овладевать высотами современной западной общечеловечности, чтобы достичь уровня затравленного Укропа Помидорыча, который и без всякой ОБСЕ знал, что надо подписывать все, что подсовывает следователь. Тем более добрый.
Сама логика вины и мести заимствована у того же Укропа Помидорыча. Корректный пример для разговоров о мести — февральский случай с осетином Калоевым, зарезавшим швейцарского авиадиспетчера. Здесь действительно была погибшая семья, было известно какое поведение швейцаров, и была месть конкретному виновнику. Случай скорбный и ужасный, но допускающий понимание. Если бы у Калоева никто не погиб, а просто, движимый гневом по поводу Швейцарии, он захватил цюрихский детский сад и терзал там детей, вряд ли язык повернулся бы назвать его мстителем. Но здесь именно та фантастическая логика, когда из бесчеловечности деяния автоматически и безусловно следует, что пошедший на такое дело перестрадал, впал в отчаяние, и, следственно, вопросы не к нему, а к тому, кто его в отчаяние ввел.
Чем бесчеловечнее деяние, тем большая вина тут же приписывается назначенному ответственным за душевные страдания кровоядной твари. Случись новый набег, в ходе которого борцы за свободу, чтобы добиться политического решения посредством переговоров с Масхадовым, станут демонстративно жарить детей, а затем их есть, общечеловеческая псюрня немедленно объяснит, что есть чеченских детей — всем ведомое занятие русских солдат, и борцы за свободу были доведены до того, что им пришлось заниматься тем же самым. В 1938 г. говорили: «Органы зря не сажают, значит, было за что». В 2004 — «Детей зря не терзают, значит, было за что».
Впрочем, чтобы дойти до отчаяния, совсем не нужны личные утраты. Представитель Масхадова артист Закаев (на основании слов которого, безусловно заслуживающих доверия, и строятся все конструкции насчет политического решения с законно избранным etc. — самого-то законно избранного уж давно как никто не видел, и даже неизвестно, существует ли он в природе) сообщал, что «среди террористов, захвативших школу в городе Беслан, не было этнических чеченцев». Поскольку каждое слово Закаева — истина, мы вынуждены признать, что на треблинский манер бороться за независимость Чечни могут также арабы, ингуши etc., терзающие детей не по причине перенесенных личных страданий, а в силу своей всемирной отзывчивости на любую человеческую боль, где бы она ни имела место. А поскольку наш грешный мир — вообще юдоль страданий, при такой отзывчивости получается универсальная санкция на любое архизлодейство. Существо услышало, что где-то в дальней стороне творится неладное, тут же прониклось, отчаялось и пошло пытать малышей в детском саду. Под умильные причитания общечеловеков.
Вообще же при разговорах о мести, отчаянии, а главное — сопоставимости Беслана и деяний, творимых русской армией в Чечне, стоит вспомнить разговор, имевший место на исходе XIX века.
«Во время последней турецкой войны» генерал, командовавший отрядом казаков и нижегородских драгун, натолкнулся на следы освободительной борьбы разведывательно-диверсионного батальона праведных шахидов «Риядус Салихъийн» — «Пo cмpaдy жapeнoгo мяca дoгaдaлcя: бaшибyзyки cвoю кyxню ocтaвили. Oгpoмный oбoз c бeглыми apмянaми нe ycпeл cпacтиcь, тyт oни eгo зaxвaтили и xoзяйничaли. Ужe вcex пoдpoбнocтeй paccкaзывaть нe cтaнy. Toлькo oднo вoт и тeпepь y мeня в глaзax cтoит. Жeнщинa нaвзничь нa зeмлe зa шeю и плeчи к тeлeжнoй ocи пpивязaнa, чтoбы нe мorлa гoлoвы пoвepнyть, — лeжит нe oбoжжeннaя и нe oбoдpaннaя, a тoлькo c иcкpивлeнным лицoм — явнo oт yжaca пoмepлa, — a пepeд нeю выcoкий шecт в зeмлю вбит, и нa нeм млaдeнeц гoлый пpивязaн — ee cын, нaвepнoe, — вecь пoчepнeвший и c выкaтившимиcя глaзaми, a пoдлe и peшeткa c пoтyxшими yглями валяется». Пройдя потаенной горной тропой, генерал выманил разведывательно-диверсионный батальон в атаку и в упор расстрелял картечными залпами, причем с грубым нарушением гуманитарных требований — «Heмнoгo иx ycкaкaлo — кoтopыe oт кapтeчи yвepнyлиcь, нa шaшки пoпaли. Cмoтpю, иныe yж и pyжья бpocaют, c лoшaдeй cocкaкивaют, aмaнa зaпpocили. Hy, тyт я yж и нe pacпopяжaлcя — люди и caми пoнимaли, чтo нe дo aмaнa тeпepь, — вcex кaзaки и нижeгopoдцы пopyбили».
Из дальнейшего разговора, однако, выяснилось, что генерал из санитарных соображений — «ктo иx знaeт, кaкyю бы чyмy тyт нaпycтили» — строго наказал, «чтoбы никтo из людeй нe cмeл нa тpи caжeни к чepтoвoй пaдaли пoдxoдить, a тo я видeл, чтo y мoиx кaзaкoв дaвнo yж pyки чecaлиcь пoщyпaть иx кapмaны, пo cвoeмy oбычaю». На замечание общечеловека «Boт тaк xpиcтoлюбивoe вoинcтвo!» генерал отвечал: «Казаки-то!?.. Cyщиe paзбoйники! Bceгдa тaкими и были», на упрек же, что война — «бopьбa oдниx paзбoйникoв c дpyгими», возразил: «Дa вeдь тo-тo и ecть, чтo c дpyгими, coвceм дpугoгo copтa. Или вы в caмoм дeлe дyмaeтe, чтo пoгpaбить пpи oкaзии тo жe caмoe, чтo млaдeнцeв в глaзax мaтepeй нa yгoльяx пoджapивaть?».
Прошло более ста лет, но та несомненная и в нравственном, и в юридическом отношении истина, «чтo c дpyгими, coвceм дpугoгo copтa», до сей поры до общечеловеков недоходчива — «Да, это страшно расстреливать женщин, страшно убивать детей, но есть один вопрос, который, наверное, все эти люди, которые сидели в Беслане могут нам задать — а что, только российских женщин и детей, только осетинских женщин и детей нельзя расстреливать, а чеченских можно?». Люди в Беслане были заложниками или их близкими, и вряд ли они зададут такой вопрос; захватившие школу людьми не были, и разговаривать с такого рода существами имеет смысл лишь с помощью смертоносных орудий.
Общечеловекам, которые вроде пока еще люди, можно задать встречный вопрос: «И сколько же чеченских женщин и детей было убито в больницах, школах, родильных домах в результате подготовленных загодя и тщательно спланированных захватных операций, имеющих целью именно мучительство беззащитных?». Да бесспорно, война не парад, и солдаты порой творят на ней ужасные вещи. Но есть никем сознательно не желаемые и притом неизбежные потери и страдания мирного населения, есть жестокость антипартизанской войны, есть окопное озверение (случай полковника Буданова), но не видеть разницы между этими прискорбными случаями и сознательно организованным мучительством сотен и тысяч заведомо мирных и непричастных людей, — на такое способен только общечеловек.
Доходит до того, что адвокаты существ делают совсем уже запредельные заявления, которые, будучи восприняты всерьез, имели бы весьма пагубные последствия для защищаемого адвокатами чеченского народа — «Это единственный способ, которым чеченцы, совершенно озверев, пытаются обратить внимание, достучаться не столько до граждан России, объяснить, что на самом деле чеченцы голосуют не за Алу Алханова, чеченцы голосуют так, как то, что произошло в Беслане».
Если Беслан — это чеченское голосование, т. е., по определению, акт массовой народной воли, тогда отсекается возможность представить случившееся как деяние отдельных выродков. Голосование — это то, за что народ, изъявивший свою волю, несет ответственность. Если чеченский народ и вправду считает возможным голосовать по-беслански, этот народ заслужил любую судьбу и туда ему и дорога. В раннем средневековье был такой маленький, но гордый народ аваров, который доголосовался до краткой записи в «Повести временных лет» — «Погибоша аки обре». Когда такие общечеловеческие заявления соответствуют действительности, потомки прочтут в летописях «Погибоша аки чичи».
В итоге выявляется парадокс. Гуманитарная, правозащитная, общечеловеческая etc. идеология есть детище 1945 года, когда мир, потрясенный тем, что открылось в Аушвице и Треблинке, возгласил: «Никогда больше!». Идеология была совокупностью страховочных и перестраховочных механизмов, имеющих целью ни под каким видом не допустить повторения треблинского ада. Но сегодня, когда усилиями борцов за свободу ад снова зияет, именно носители идеологии недопущения и неповторения отчаянно, греша уже против всякой логики и всякой морали, продолжают изыскивать оправдания для устроителей ада и обвинения для страны, оказавшейся жертвой адских сил. Идея, рожденная потрясением от архизлодейства, со всей силой работает на поощрение новых архизлодейств.
С идеями так случается довольно часто, и в таких случаях принято говорить, что они не выдержали проверки на фальсификацию. Одна идея сулила «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и породила ГУЛАГ. Другая идея сулила господство арийской расы и привела к тому, что в 1945 г. Германия сделалась чисто географическим понятием, вбомбленным в каменный век. «Проверочка — она всем проверочка», и общечеловеческая идея оказалась на той же линии.
«Людей, приверженных злу, не бывает, а бывают только люди, доведенные до отчаяния, которых нужно приласкать, ублаготворить — и все будет хорошо». Тем более, когда ублаготворять предписывается другим. «Не то, что плохих народов не бывает — не бывает и не может быть даже таких народов, мирное сосуществование с которыми затруднительно». Тем более, когда счастливо сосуществовать предлагается другим. «Нет таких проблем, которые нельзя было бы решить политическими методами». А если послушались, решили, и получилось еще хуже — значит, неправильно решали. «Маленький, но гордый народ, борющийся за свою свободу, всегда прав».
Соответственно, всякий народ, который немаленький, должен избывать свое окаянство тем, чтобы в ответ на любое совершенное над ним деяние (хоть бы и самое дурное) благодарить и кланяться, кланяться и благодарить. «Если маленький народ внешне выглядит совсем уж неправым, он все равно прав, а все дело в том, что он некогда был жертвой империалистической политики, и это дает ему универсальную индульгенцию ныне и присно, и во веки веков». «Народ победить невозможно». В том смысле, что невозможно победить по предписанным нами правилам, намертво вяжущим руки всякому, кто вздумает защититься от непобедимого народа.
В самом общем виде — «Человек добр, а зла, смерти, трагедии не существует, есть только неспособность к политическому решению». Век Разума, трогательно беспримесное иллюминатство, перешедшее во всей своей чистоте из XVIII века в XXI-й.
Но таким беспримесным учениям в самом деле некуда отступать. Их приверженцы обречены на самые отчаянные арьергардные бои, не вяжущиеся ни с простейшим разумом, ни даже с элементарными человеческими чувствами, поскольку, кто умом, кто нутром, они понимают, что карточный домик не улучшают подстановкой новых карт в основание. В смысле охранения идеологии М. А. Суслов был, несомненно, прав, когда противился даже самым невинным и благонамеренным попыткам ревизии Единственно Верного Учения. В отличие от самоуверенного М. С. Горбачева, рассчитывавшего придать карточному домику второе дыхание, Михаил Андреевич понимал, что вздумай поправить один элемент — повалится все.
У общечеловеков — та же проблема. Попробуй они чуть-чуть посообразоваться с реальностью, умильная картинка гармонии, возникающей в результате Единственно Верного Политического Решения, тут же рухнет, а из окошка станет видна та реальность, что мир во зле лежит, что это зло неизбывно до конца мироздания, но людской долг — в меру сил избывать это зло, и когда надо — то и насилием. Нужно ли это тем, кто собрался приятно доживать в Прекрасном Новом Мире (тем более, если речь идет о тех, кто не без пользы для себя этот Прекрасный Новый Мир духовно окормляет)?
К этим общемиросозерцательным разногласиям на чисто российской сцене добавляются разногласия эстетические. В идейном отношении все мы, русские, живем, как кошка с собакой, сколько людей — столько и мнений, но существуют времена, когда водораздел устанавливается совершенно четко, разделяя былых друзей и сближая прежних врагов. Водораздел — в отношении к подлинному гимну России, к великой и страшной песне «Священная война».
Одни, сколь угодно критически относясь к родной власти, чувствуют, что главное сейчас другое — «Гнилой фашистской нечисти загоним пулю в лоб, // Отребью человечества сколотим крепкий гроб». В других сердцах слова про то, что «не смеют крылья черные над родиной летать, поля ее просторные не смеет враг топтать» либо не отзываются, либо, может, и отзываются, но культурному человеку подобает стесняться тоталитарных чувств, выражаемых в тоталитарных песнях. Бог знает, до чего и в какой компании тут допоешься. Коготок увяз — всей птичке пропасть, и уж лучше в привычном общечеловеческом хоре.
Оно бы и понятно, общечеловеков было бы и жалко, как людей, добровольно себя ослепивших и мучительно воспевающих преимущества своей слепоты. В своей заметке на «ГлобалРусе» г-н Храмчихин, вероятно, руководимый принципом «На погосте живучи, всех не оплачешь», указывает, что общечеловеки сегодня «не главный объект для праведного гнева». Прекрасно бы, коли так, и устами г-на Храмчихина мед бы пить, но беда в том, что, отчаянно борясь за свое идейное самосохранение, общечеловеки вынуждены, не могут не поддерживать отребье человечества.
Если не громоздить пропагандные софизмы, переводящие всю вину на Россию, и не забивать ими все пространство, — рухнет все их сладостное учение. До тех пор, покуда отребью не сколочен крепкий гроб — а до того, как в 1941-м до Берлина — разоблачение лжи общечеловеков не может не быть частью общего труда.
13.09.2004
Максим Соколов
GlobalRus.ru
P.S. Другие заметки Максима Соколова на этом сайте (в хронологическом порядке)
Запись сделана 14/09/2004
